Сибирские огни, 1927, № 6

ТИТОВ П. И.—Все чувства есть тут. СТЕКАЧОВ Т. В.—За газетами я дремал, а тут проснулся. ЗУБКОВА А. 3.—Как рассказ старика шел, никто смехом не гунул, а пошел «Петруша», всех из низу поперло. БЛИНОВ Е. С.—Вспоминаются слова подсудимого из Гюго. Все в башку впи­ вается. КОРЛЯКОВ И. Ф.—Как все-равно сам с ним блудишь по разным местам.. Ждешь и ждешь, чем кончится дело. БЛИНОВ И. Е.—По речам слыхать—родной человек писатель. Пропускать жа.т- ко каждое слово. ДЖЕЙКАЛО Ф. Ф.—Вшивый шибко печаль дает. НОСОВА А. С.—Все—перед глазами: и вши, и вонь, и грязь, и клопы. Баняг мороз... Шибко вспоминается, как-будто сейчас все это было с тобой. Жутко... Людское горе... БОЧАРОВ Ф. 3.—Навесистый рассказ. Каждый чует. ПУШКИНА А. Т.—Слова жалко проморгать. Все буду теперь про старика с ре­ бенком помнить. В памяти и женщина с ребенком, котора к мужу пришла в скопи­ ще. Нутро с горя воротит. ТИТОВ А. И.—И горе, и слезы, и смех—обча было. Интересно, думно сочинено.. СТЫЧКОВА Г1. Ф. —Сердце болит о таких книжках. Домой придешь—покою* нету... Все тут—печальное. КРЮКОВ М. Ф.—Кто послушал это произведение, тот почувствует в душе многое. Хоть и не скажет, а почувствует. ШУЛЬГИНА А. Г.—Рвет, теребит за сердце. Особенно, как старик с ребенком... Женское у писателя сердце. Любит детей. НОСОВА М. М.—Тишина была, когда читали это. ПУШКИН Ф. М.—Эх, а как в баню-то ходили голоштанцы! НОСОВ А. М.—А «приходи, кума, любоваться!»? СТЕКАЧОВА Н. Т.—Дворянин-то, жиган какой! ЗУБКОВА Е. Я.—В обрез все верно! СТЕКАЧОВ М. И.—А как мушки-то сдирали на палец—у-ух! ЗУБКОВ П. С.—В деревне повесть нужна. Воспитывает, действует, гадость про­ шлого изображает. ЕДИНОГЛАСНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Повесть нужна деревне в первую очередь. ПРИМЕЧАНИЕ. С. Под’ячев в деревне—желаннейший писатель. Его произве­ дения, по их могучему, идейному и эмоциональному воздействию на крестьян, немного имеют себе равных среди новейшей русской литературы. Большие вещи С. Под’ячева властно держат в трепетном горении думы крестьян по целым неделям и не забы­ ваются годами. Под’ячева любят в деревне за глубину социальных вопросов в его сочинениях, за «святую ненависть» к черным векам царизма, за бесхитростный и потому неотразимо-сильный язык, за благородство и гуманность чувств, которые он будит у читателей. Об’явишь, бывало, коммунарам, что завтра будет читаться Под’ячев и публика нальется в школу полным-полно и на час раньше обычного срока. С. Под‘ячев.—«По этапу». (Чит. 15-16 января 27 л). ЗУБКОВ П, С.—Вот всякую дрянь на живых картинах показывают. Иной раз чорт знает, что суют в кинематографе. А взяли бы вот эту штуку и представили в; кино. Уж чего лучше. Давно бы надо ее показать всем-всем. БЛИНОВ Е. С.—Народ в этой картине кованый. НОСОВ М. А.—Этапные всегда так маялись. Знавал я. ШИТИКОВ Д. С.—Скажу вам, что сам я такую картину чертобесную пережил, как тут написано. На коломашке меня самого раз привезли в волость. Да как ухнули головой об угол. Дня четыре издыхал. Чуть не издох. Я много слыхивал и от других бродяг, как они по этапу ходили. Точка в точку, как Под’ячев написал. Не слука­ вил нигде. КРЮКОВ М. Ф.—Ядреная речь. Резко и точно все описано. Сам же бродил пи­ сатель с бродягами. И что же? Вполне поверить можно. Клопы и вонь так описаны, что прямо дух их чуется. КОРЛЯКОВ И. Ф.—Солдаты и старик окончательно одолевают меня. А монах слишком даже обрисован. Несчастный он. И дурак, и жалкий. ЗУБКОВА А. 3.—А дьякон-то, дьякон-то!? «Выду ль я на реченьку» (общий хохот. А. Т.), вот чертила-то! А все-таки человек. ШИТИКОВА М. Т.—Тревожит мою душу баба, которую распинали. Негодяй, муж ее. Погнать бй его еще верст двадцать! Хахаль, видно, был до баб. Такому стервецу