Сибирские огни, 1927, № 6

Шишкова, «Живодер»—И. Никитина, «День Петра»—А. Толстого, «Дневник Кости Рябцева»—Огнева, «Растратчики»—Катаева и многие др. После проработки этих про­ изведений я замечал прилив публики в моей аудитории. Масса выражений из этих сочинений вошли в обиходный коммунарский язык, а некоторые типы, взятые оттуда же, вошли в речь нарицательными именами. Мои слушатели так определяют воздей­ ствие на них перечисленных произведений: — И сами-то они баски, да и на другие книги затягают тебя. — Бурует под сердцем от этих книг. — Думка бродит в голове. Состав аудитории—всегда добрый показатель качества писателей. Читаешь, бы­ вало, под ряд дня три неважные сочинения, и видишь, что аудитория усыхает. Пе­ ременишь курс, возьмешь доброго писателя, почитаешь дня два—аудитория опять наполняется. И так всегда. В оценке многих прославленных литературно-художественных произведений нашего времени я заметил колоссальное расхождение между крестьянами и присяж­ ной критикой. К таким произведениям причисляются: «Виринея»—Сейфуллиной (пьеса), многое из А. Соболя, «Беня-Крик»—Бабеля, многое из Пильняка, многое из Леонова, пожалуй, три четверти всего написанного Есениным и пр. и проч. Эти вещи мои слушатели не ценят и в грош. Зато, некоторые мало известные и даже «обре­ ченные» вещи производят на крестьян незабываемое впечатление. Например: «Раз­ рыв-трава»—И. Морозова, стихи П. Радимова, сочинения П. Дорохова, «Заметки Иванова»*)—А. Окулова, «Половодье»—К. Урманова, «Путь, не отмеченный на карте»—И. Гольдберга, драма «Опальный шут»—Ляликова и др. «Опальный шут» ко мне попал в рукописи случайно. Его выписал откуда-то мой знакомый крестьянин. Кажется, эта драма нигде и никогда не печаталась. Я читал ее публике два раза, ре­ петировал шесть раз, ставил на сцене один раз—и всегда от слушателей в школе не было отбою. Драма производила на коммунаров оглушающее действие. Редко кто из них не лил слез, глядя ее. Крепкий, крутой, черствый овчар М. Носов, прошедший суровую школу партизанщины, при чтении «Опального шута» угрюмо ронял: — На што уж я крепок, а и то мокредь из глаз полезла. Небрежные работы писателей, работы на-спех, из-за хлеба насущного или из-за денег, постоянно отмечались моей аудиторией. Как-то чуют крестьяне, где художник пишет от души и где ради рубля. Раздражает моих слушателей незаконченность произведений («Алые сугро­ бы»—Шишкова) и недостаточное развертывание темы («Пугачев»—Есенина, «Дело № 3576»—Д. Сверчкова) и др. Все, безусловно, лучшее в современной русской художественной литературе, и крестьянами признается за лучшее. Никакой авторитетный критик художественной литературы не заставит крестьян отказаться от собственного их взгляда на произве­ дение. М. Горький расхваливал М. Пришвина. А я читал крестьянам этого автора т «Красной Нови» за 26 год, и он им не понравился. Выслушав неблагоприятную кри­ тику крестьян на Пришвина, я им после, шутя, сказал: — А ведь вы промахнулись: М. Горький одобряет Пришвина. И прочел им из «Красной Нови» отзыв Горького о Пришвине. Крестьяне, не смущаясь, отбрили: — Ну, пущай ему Пришвин нравится, а нам вот сам Горький нравится, а Приш­ вин—нет. Тусклое, вялое повествование, напичканное мудреным резонерством, «бездон­ ным» психологизмом, бессильными потугами на остроумие, на большой сатириче­ ский тон, крестьяне терпят с огромным насилием над собой. Образчик: «Под голу­ бым потолком»—отрывок из романа А. Каргополова («Сибирские Огни» № 1 , 1927 г.). Сначала этот отрывок овладел было вниманием моей аудитории. В трех же послед­ них главах он просто душил публику убийственно длинными сатирическими рассу­ ждениями, не яркими, ни На одну минуту не взбадривающими слушателя и чтеца. До­ слушивала их публика через силу и то за новизну темы. Острые положения героев рассказов, краткие описания, точные определения, лепные образы, живой характерный диалог, прозрачную, хоть и сложную, психологи­ ческую ткань—вот что любят крестьяне в художественных произведениях. Выпирающее неправдоподобие рассказов противно крестьянам. Слышат они подлаживание писателя, его ненужное скольжение в сторону тенденции. «Рыжая масть»—Анны Караваевой в общем пришлась крестьянам по душе, но над нелепой выдуманностью конца этого рассказа крестьяне расхохотались. По их словам, он ис­ портил всю работу автора. Да так оно, пожалуй, и есть. — Набрехала!—ржали мужики над Караваевой. *) Иногда эту вещь называют: «Записки Иванова». А. Т