Сибирские огни, 1927, № 6

— Десять раз надо читать, чтобы понять. — Слова каки-то, ровно и русские, а туманные. А. В. Кириллов одел свое «К жизни» в ясные образы, и стих этот легко прошел в крестьянскую душу. — Тут человечное,—отзывались о нем коммунары. — По себе поймешь, что правду написал стихотвор. — Все—вот как тут есть! Стих лирический, психологический, сатирический, философский, пейзажный— все различают, понимают и чувствуют крестьяне, если поэт говорит простыми, тро­ гательными образами. Почти не переносят крестьяне такого мутного и нудного психологизма, какой мы имеем в рассказах Всеволода Иванова—«Ночь» и «Полынья», и «Два Конца»— М. Кравкова. Рассказы, похожие на «Ночь» и «Полынью», убивают у крестьян охоту ходить на читки. Крестьяне отлично усваивают и распутывают сложную психологическую связь рассказов, если только она дана в них ясно. Это наблюдается при чтении таких про­ изведений, как «Растрата Глотова»—В. Лидина, «Вопросы пола»—П. Романова, «Бог- Матвей»—В. Иванова, «Мать»—М. Горького, «На Пресне»—А. Серафимовича и др. Все формы литературно-художественного творчества крестьяне ценят одина­ ково, если они в руках подлинного таланта и совершенно очищены от словесной вычурности. Совершенно ошибочно мнение, будто крестьяне любят и понимают лишь те художественные произведения, содержание которых взято из деревенской жизни. Они любят все, что талантливо, действенно, поучительно, прекрасно и просто по оформлению. Невозможно провести крестьян и вредной идеологией литературно-художе­ ственных произведений. Они ее заметят немедленно, под каким бы соусом она им ни преподносилась. Разительный пример: «Орленок»—Э. Ростана (нынешних анти­ советских талантливых вещей мне не удавалось читать народу). Художественных красот этого произведения оспаривать нельзя. Их чувствуют и крестьяне. Но они сразу сказали мне, что «Орленок»—за монархию стоит у советской деревне не нужен. Глубокий смысл сказок политико-сатирического, психологического и философ­ ского характера моя аудитория понимала без всяких задоринок, если они написаны так, как все классические сказки или, как «Голь перекатная»—Соколова-Микитова, «Сказки народов Востока о Ленине»—Л. Соловьева, «Элчан-Кайя»—Б. Житкова и т. д. Холодная философия, смоченная водичкой ультра-интеллигентского, «сверхче­ ловеческого эстетизма и выраженная заумными вывертами речи, претит крестьянам. Они говорят о полной ненужности ее в деревне и совершенно отказываются пони­ мать, зачем и для чего печатают такую «дворянщину» в советских книгах? Пример: «Открытие Риэля»—В. Итина. Не смейтесь, читатель, что мы взялись за эту «сверхчеловеческую» вещь. Мы читывали с пользой Уайльда, Гауптмана, Ибсена, Метерлинка и других мастеров. Искренность писателя заставляет крестьян прощать ему большие недочеты, но только не похабщину, не порнографию, не растление нравов. Озорная, хулиган­ ствующая, оскорбляющая человека литература с презрением отвергается крестьяна­ ми. По их мнению, писатель—святой человек, и потому он становится величайшим грешником, когда употребляет свой дар во зло людям. Как чорт ладону, не переносят крестьяне скачкообразной, ребусной формы ли­ тературного языка, какой выделяется Б. Пильняк, А. Соболь и некоторые другие ав­ торы. Пропадает для крестьян даром и заумность выражений, подобных: «Я рад за­ уздать землю» (Есенин), «Яростного цвета борода его была расчесана надвое...», «на­ строение было толстое», «не сон, а какая-то сплошная пряничная непонятность» (Лео­ нов), «Если время стоит и нельзя разобраться—выход смерти иль туфли слуги» (П. Антокольский). — Надо сначала как-то переворотить человеческие мозги, чтобы эти слова понять,—отзываются крестьяне о приведенных и похожих на них словесных «ко­ ленцах». Произведения подлинно талантливые крестьяне слушают долго, до полной устали чтеца. А не закончишь вещь сегодня, завтра они придут на читку необычно рано. После читки—шумный, длительный разговор, обмен впечатлениями. Людям как- будто неохота бывает уходить из читальни. Сидят и смакуют прочитанное. Некоторые книги были властителями дум коммунаров по целым неделям. К таким книгам надо отнести многие сочинения С. Под’ячева, «Ташкент—город хлебный»—Неверова, «Воз­ вращение Гелы»—Лидина, «Кони»—Евдокимова, «Спектакль в селе Огрызове»—