Сибирские огни, 1927, № 6

Петроградская эпопея Петра Куницы Георгий Павлов. 1. Будень революции. Где выкопал это— «эпопея»—слово Петр Куница, мне неизвестно. Оно ему понравилось, он говорил: — Моя жизнь— эпопея. Описать ее следует. Много научного, всякому будет польза. Был январь, последний старостильный месяц на российских равнинах, месяц мира, конца учредилки и начала новой войны. Петроградская зима рас­ путничала оттепелями. Город выглядел так, словно его с головы до ног ока­ тили помоями. Над койками пятой сотни красногвардейского отряда при Кексгольм- ском полку плыл послеобеденный храп. На койке в углу, у окна, выходивше­ го на канал, группа в шесть человек стойко резалась в очко. До ругани дело еще не дошло,— проигрыши пока что были копеечные. Наши койки—моя, Куницы и Тужикова—стояли рядом. Я, лежа, чи­ тал газету, прислушиваясь к философствованиям Куницы. Пашка Тужиков сидел, увязнув в трясине размышлений. — Революция,—бубнил Куница,— это раз и навеки, чтоб никогда, зна­ чит, наоборот. Никакой интеллигенции саботажной. Буржуям—ни пить, ни есть чтоб. Большевик может умереть за революцию, буржую и интеллигенту здесь надо сдохнуть, потому—они падаль на этом месте. Мы с немцами би­ лись и день, и ночь, и наоборот. За революцию пойдем, как-будто на смерть нам наплевать. Он помолчал, воровски, скосив глаза, взглянул на меня и начал новый абзац своих философствований: — Город стройный, а погода—стерва слякотущая. Сюда, наверняка, надо нашу алтайскую зиму, было б полное соответствие. В караул на Казна­ чейскую, 11, в Казенную палату, обул пимы, морозняк был с хрустом, обрат­ но по лужам чавкал, как беременная корова жвачку. Город без зимы, что... Он отмочил, сплюнув, похабщину. Это вытолкнуло Тужикова из тугой трясины размышлений. — Не лайся,—сказал он и неожиданно раскупорил свои думы вопро­ сом:—Жене что написал? Вопрос мгновенно поднял Куницу на ноги.