Сибирские огни, 1927, № 6

Скотогоны поразили меня своей манерою разговаривать с казаками. По- русски скотогоны разговаривали грубыми резкими голосами. А с казаками они говорили по-казакски— мягким и даже нежным голосом. Я не разобрал, в чем 17 т дело. То ли особенности казакского произношения, то ли желание ладить с хозяевами. Хлынул дождь. Паромщик на другом берегу Иртыша вовсе потушил ого­ нек. Скот ревел, скотогоны ругались. Потеряв надежду переправиться через реку, мы уехали на ночевку в ближний аул. В зимовке, тускло* освещенной керосиновой лампой, мы пили густой чай ■смолоком и закусывали плоским казакским хлебцем. Аксакал, узнав, что я из города, пожелал узнать, что такое «ки-ты». — Ки-ты, ки-ты. Большой, плавает, рыба ест. Один урус сказал мн’ так,—повторял аксакал. Я рассказал о китах все, что знал. — О,—сказал седобородый.—В Ак-Тенис нет его? А? — Нет, в Балхаше китов нет. •— Жалко,—покачал головой аксакал и замолк, отодвинувшись ближе к печке. Вероятно, он мечтал о том, как хорошо бы было завести китов в Бал­ хаше— киргизском море. Снова пили чай. Я угощал хозяев сахаром. Они ждали другого—водки. Несколько раз заводили о ней разговор. Но водки у меня не было. Спать в зимовке я не решился. Я видел, как лежащие на кошмах казаки ожесточенно чесались во сне. Храпели и чесались. Нет ничего хуже, чем на­ брать блох. На рассвете мы выехали дальше и утром были в Семипалатинске. Так кончился путь. В поезде мои высокие сапоги и красная обветрен­ ная физиономия привлекли всеобщее внимание. — Откуда вы едете?—спросила столично причесанная соседка. — С Риддера. — А это где? — В Алтае. — А что это такое—Риддер? — Предприятие. — А что там делают? После дорожных передряг мне хотелось спать. «Риддер—опорное пред­ приятие»... «русский импорт свинца и цинка»... «электролиз»--мелькало в со­ знании. — А что там делают?—переспросила соседка. — Дело!—сказал я невежливо и завалился на верхнюю койку.