Сибирские огни, 1927, № 6
Земли у него нет, работы пока тоже нет (у большинства), и все их бу дущее связано с будущим рудником. Пока же приходится жить на то, что привезла с собой семья такого переселенца. Квартира Тельбеса—знакомый мне дом Куртугешева— высится кораб лем старинным с цветными стеклами в окнах. То же расположение и внутри, только публика другая, меньше шума, меньше оживления. Тогда была горячая летняя пора разведок. Напротив дом с вывеской: Тельбесбюро, Осиновская стройконтора. Постройка идет за деревней, против угольных штолен, и воздвигаемые обычно деревянные дома кажутся гигантами в сравнении с жалкими ничтоже ствами растянувшегося стада землянок... Тут же, за стройкой, крутой увал горы и пространное, снежно-холми стое нагорье. Тут конец Осиновки, тут желтая травка согласно поклонилась зиме, и тут еще не успел заснуть вчерашний ветер. Леденящими срывами бьет он лицо и стрелами снежной пыли нижет поле. Мерзлые кочки болота похожи на головы утонувших, в косматых и ры жих папахах. Два шорца копошатся в кочках—добывают колонков. Суетятся азарт ные собаки, и спокойно дожидаются всадников кони. Охотники прекрасно говорят по-русски. - - Худая добыча... мало зверка... ушел зверок. В тайге белки мало чисто-беда,— мало!.. Версты за две отсюда будет Туштулепская площадка и берег Кондомы. Там первоначально и проектировала Копикуза постройку завода. Сейчас об ширная долина реки от самого Кузнецка стала ареной железнодорожных сооружений. Изали видны пятна изб, выделается новый деревянный корпус больницы. У околицы меня встретил парнишка. — Сегодня кино,—крикнул он,— в народном доме...— И умчался дальше,, вещая прохожим эту радостную для Осиновки весть. Соблазненный живой афишей, я с интересом дожидался вечера. Ночью Осиновка проваливается в мрачное небытие, все расплывается в темноте, и только дом Куртугешева, изукрашенный желтыми и малиновыми вставками стекол, освещен, как гигантский праздничный фонарь... До самого народного дома мы не встречаем людей. Очевидно, все спо собное и склонное передвигаться население задолго уже набилось в зритель ный зал и ждет. Действительно, пробраться туда не легко. Грязная и маленькая комна тушка «зала» доотказа наполнена людом. Впереди, на полу и партах—дет вора. Сидят, стоят, даже лежат. Три четверти зрителей—шорцы. Сидят на скамьях чинно, смотрят в немигающий еще темный экран, на «аппаратчика» в середине комнаты, налаживающего свой прибор. У самого потолка, на подмостках крохотной сцены— везде головы и плечи людей. Там, наверху, сгруппировались преимущественно рабочие Тельбеса— русские. Плата за вход довольно солидная— двугривенный. — Кажду субботу почти к нам кино приезжает,—довольно сообщает мне один шахтер. — Чего же вы разделились,—спрашиваю я,—русские в одну сторону, а шорцы—в другую?..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2