Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

В доме ходят женщины в белых ночных рубашках, с бледными мятыми лицами. Лохматые мужчины фыркают у умывальников. Раньше всех встает Паша. Паша задирает юбку выше толстых мускулистых икр, засучивает рукава, моет кухню. Когда Паша еще моет кухню и из комнат еще никто не выхо­ дит—коридором, бесшумно, на носках прошмыгивает маленький кругленький Крутиков. На службу первым уходит доктор Зильберштейн. Высокий, пря­ мой, в широкополой шляпе, в длинном пальто громко стучит по ко­ ридору сапогами и палкой, с силой хлопает дверью. Федя Русаков жжется жестяной кружкой, пьет чай с черным хлебом и маслом. Уходя, кричит в раскрытую дверь кухни: — С добрым утром, Паша! Паша улыбается во весь рот, закрывает глаза широкой ладонью. Но отвечает громко: — С добрым утром, товарищ Русаков! Голоса Русакова и Паши по сонному, застоявшемуся воздуху дома—свежим утренним холодком. Русаков шлепает по мостовой же­ лезом солдатских ботинок. Паша громыхает ведром. Половая тряпка, скрученная тугим жгутом, скрипит. Руки и лицо Паши красны от на­ пряжения. Спинек, розовая, моется до пояса. Обтирается одеколоном. Перед зеркалом долго расчесывает золотистые волосы, красит губы, пудрится, подводит синим карандашом синие блеклые глаза. Вишняков медленно тянет через зубы теплый чай. Вера Нико­ лаевна непричесанная, грузная, в грязном капоте, сидит за самова­ ром. Вишнякову противна жена, ее руки с пухлыми, негнущимися пальцами и черными каемками ногтей. Дети дерутся в углу за кроватью. Четырехлетний черненький Гоша тянет за вихор трехлетнего беленького Тошу. Тоша ревет. Гоша визжит. Через губы у обоих сопли, на щеках слезы. Кровать смята. Одеяло и простыня серой кучей. Ночной горшок полон. Вишняков морщится. — Неужели нельзя вынести до чая? Щеки Веры Николаевны трясутся, краснеют. — За вами за всеми не навыносишься, не начистишься! Вас трое, а я одна. Выноси сам, если не нравится! Вишняков вскакивает. — Дура! Я служу. Должно же быть разделение работы. Нако­ нец, мне просто некогда. У Веры Николаевны сильнее трясутся щеки, мутнеют глаза. — Ну, найди себе умную! Вишняков срывает с вешалки шинель. — Дура! Дверь захлопывается и тихо, со скрипом, приоткрывается. Вера Николаевна торопливо щелкает ключем. Ребятишки хва­ тают ее за ноги. Вера Николаевна дрожит, сдерживает слезы. Но из мутных глаз текут по щекам теплые потоки. Скурихин, выбритый, причесанный, в новеньком выглаженном ко­ ричневом френче, в черных галифе, в вычищенных сапогах высовы­ вается в коридор. Ц .