Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

домлен о происшествиях не только в этом ауле, но и в двух-трех соседних, хотя до них и десятки верст. Скрип затих усамой юрты. Усталые лошади, сильно встряхиваясь, громко зафыркали. Одна из женщин только что встала посмотреть приезжего, как дверь отворилась и вошел хорошо знакомый мне Брмолаич, большой горлан на сходах, вечно встрепанный и редко трезвый. — Пошла к чорту!—отхлестывался он длинным кнутом от лох­ матой собаки, решившей, видимо, не пустить его в юрту во что бы то ни стало.—Стеррва1 Он с силой захлопнул дверь, развязно поздоровался со всеми, а потом с каждым по отдельности, выпаливая, как настоящий киргиз, асе положенные приветствия и, оттеснивши сидевшего рядом со мной старика, уселся на его место. Аджибай распорядился насчет кумыса. — За жердями таскался,—ответил Ермолаич на мой вопрос, при­ нимая чашку.—Ну, времена! Дожили, что за хорошей жердью надо ехать двадцать-тридцать верст... Бывало, старики сказывают, в десяти верстах можно было строевой рубить, а не то что... — Зато пароходы дешевыми дровами ходят. Сами себя грабите. — Эх,—махнул он рукой,—наворотил пока пять возов, хватит на сарай, а там видно будет. — Скоро будете кизяком отапливаться. — А я что? Сходом порешают на пароход сдавать. Не даром ведь тоже. Не без ума, поди. Нонче, вон, по два целковых с сажени чистоганом пришлось. Найди поди их восемьсот-то рублей!—торже­ ствующе налетел он на меня. — Лет пять по восемьсот получите, да лет пять по четыреста, а там затопишь избу кизяком и будешь терпеливо ожидать, когда подвезут на пароходе дуг березовых; полозьев... — На мой век хватит, а там нечего загадывать,—с искренней беззаботностью сделал он неожиданное заключение, передавая пустую чашку. — Мало, мало стает лесу,—подтвердил Аджибай:—беднеет степь. Раньше около лесов набивало много снегу, было много озер, а теперь земля сохнет и трескается, не родит траву. Разговор стал общим. Непринужденно и горячо лиЛйсь рассказы о степных делах, о том, что живется все хуже и хуже, о том, где больше корма и воды, куда кочевать через неделю. Вдруг говор оборвал какой-то непонятный беззвучный сигнал. Только в казане ворчливо бурлило, да потрескивали сырые дрова. Мгновенье—и за стеной, там, среди ночи, пронесся страшный гул и сейчас же стих: то в инстинктивном страхе шарахнулись тысячи бара­ нов и замерли в безумии с широко открытыми глазами. — Каскыр! *) — Каскыр! Обе женщины быстро выбежали за дверь. А там стоял уже ад. Рогатый скот протяжно и жалобно мычал, бараны изредка кидались всей толпой то в одном пригоне, то в другом, и снова застывали, ло­ шади храпели, собаки слились в одно чудовище, визжащее, хохочу­ *) Воли.