Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

Заношенный ботинок. Может красноармеец—получит новую обувь. Хорошо бы соснуть хорошенько и отдых. Но—бессонница. До отпуска—три месяца. Дотяну ли? А в окнах голубой свет, такой, точно первый раз во вселенной. Белый свет—и золотая стрела солнца из-за старых церквей. И пришли пустячки дневной работы. Пришли—визгливой толпой арестованных, в непонятно-бестол­ ковых словах Андреева: „Какое ноне время, а? А эта буржуазия..." И Сибиркин думал раздраженно и сильно затягивался папиросой: „И известное дело, камиссар Оперода, самодурство и дикость". Дежурный комендант вытянулся в струнку, курносое лицо насме­ шливо к Андрееву, почтительно к Сибиркину: „Прикажите выпустить их. Я сразу сказал, что лишнее это..." Из-за двери—возбужденные возгласы арестованных... „Нет! Пока пусть посидят. И скажите, чтоб тише. Обнаглели". „Слушаюсь!"—Комендант вышел. Стало тихо, и Сибиркин увидел лицо Андреева, обыкновенное лицо озарено ненавистью и восторгом. „Ну! Рассказывайте толком. Только, если неправильные действия какие—арестую. Теперь не «восемнадцатый»". Ненависти больше, и восторгу больше. Лицу жарко от крови. Зо­ лотой свет рвется из глаз. „Читай, товарищ Сибиркин!" Красный, мятый листок в руках у Сибиркина. ...в Германии. „Ну? В чем же дело? Это не об‘ясняет мне ваших действий, това­ рищ. У меня радио есть с вечера". Кровью и золотом глаз вспыхнуло лицо Андреева. „И сидишь, ничего? Ведь рабочий класс, который на улицах, це­ ловаться будет, ровно в Пасху!.. А эти буржуи—пьют и... сволочи!.." Радость и ненависть перехватили дыхание. „И тоже мне—„не восемнадцатый". А я им: нет, друзья,—восем­ надцатый! И вот я их замел. Чтоб не зазнавались! Это им будет вроде как повестка от следователя. Предупре­ ждение... Потому к коммунизму—прямая дорога..." От трепещущих нервов могучего организма Андреева, от дрожа­ щих извилин его полнокровного свежего мозга-^-звуковыми волнами в ухо Сибиркина. И усталый истраченный мозг вспыхнул—синим пламенем огарка. И видит Андреев в глазах у Сибиркина теплые искры, и улыбка красит серое лицо. Встал из кресла крутолобый, сутулый, обдернул под серым сюртуком голубую рубашку. „В наступление",—сказал он вслух и растрепанной походкой неврастеника прошел из угла в угол комнаты. ; Первая вылазка—ее сделал этот чекист-пролетарий, классовым чутьем учуявший перемену тактики... привычные книжные формулы в мозгу Сибиркина, ведь недаром дома на полке ряд прочитанных книг и третий том „Капитала" с закладкой пожелтевшей октябрьской „Правды" 1918 года лежит на столе.