Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

На другой день Надя была у Веры Степановой. — Милая,—сказала она,—напиши мне письмо. Я не могу. И села, покраснев. — Кому же? — Толе. Отец Веры был преподавателем словесности. Она славилась- всякого рода литературными произведениями. М-р Грэди обещал подарить Наде каску. Шеломин взял каску и, почти выпрямившись, радостный, пошел назад. Поздней осенью, в полях, воздух чистый, холодный и влажный. Вдруг воздух стал жестким, застрял в груди... Вольноопределяющийся Фишер из Гейдельберга, математик, меч­ тавший, как Шеломин, использовать внутриатомную энергию, с таки­ ми же серыми точными глазами, внимательно следил, поверх мушки, за ползшим вперед русским. Он долго не спускал курка, удивляясь слишком бессмысленной храбрости. Русский подполз к трупу его товарища... „Скоро они станут охотиться за скальпами",—с ненавистью по­ думал немец. Он твердо навел дуло между лопаток врага, там, где русские шинели загибаются в складки, и выстрелил. Шеломин запнулся, упал ничком... Ах, как быстро темнеет позд­ ней осенью! 8. Предел а в степени х. Лес на востоке все ниже уходил от апельсина луны. Было ти,хо. Лишь иногда, редко-редко, грохал пулемет. Шеломин легко встал. Ноги больше не болели. Как-будто кругом не изломанный снарядами лес, а старый знакомый парк. Близкий окоп исчез. Шеломин заблу­ дился. Тогда он отыскал Полярную звезду и пошел направо. Ночь была прекрасна. Он шел сквозь перелески, лунные поляны, взбирался на холмы. Потм он увидел много светлых огней, вышел на дорогу и скоро попал в маленький прифронтовый городок. Ополченец с большой черной бородой заметил кровь на плече Шеломина и, подойдя, ласково сказал: — А вона лизарет, вашбродь. И двинул бородой на самый большой каменный светлый дом. Шеломина встретил знакомый полковой врач—Никитин. — Что, ранены?—еще ласковее спросил он.—А для вас у меня— сюрприз!... Нет, сперва пойдем посмотрим, что у вас там... Так... Пу­ стяки. Плечо на вылет. В перевязочной радостно пахло чистотой. Совсем не больно. Горячая ванна, тугая перевязка со скрипучей белоснежной ватой, чистое белье и сверху мягкий коричневый халат из верблюжьей шерсти. — Как хорошо! Как будто снова, навсегда вернулся настоящий культурный мир, с книгами, лабораториями, лекциями... У окна, отвернувшись, в белом халате и белом платке, стояла высокая девушка. — Сестра, примите нового больного!—весело окликнул ее Никитин-