Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

Г. Гребенщиков, Р о д н и к в П у с т ы н е . Книгоиздательство Я Поволоцкого Париж. Л у т ь ч е л о в е ч е с к и й . Универс. к-во. Берлин. “Был копь, да из'ездился". Еще за долго до Революции, появилась первая книга рассказов Георгия Гребен­ щикова— .В просторах Сибири" Тогда Куприн говорил: — Наше поколение писателей может спо­ койно умереть и может быть спокойно за судьбы русской литературы... Ибо вместо нас останутся молодые и талантливые— Георгий Гребенщиков, Чапыгин и др. В первой книге рассказов, Гребенщи­ ков подавал большие надежды. И Куприн, тогда был прав. Не все в этой книге было ценно и та­ лантливо. Но кто, читал ее. тот никогда не забудет прекрасной повести— поэмы „Хан­ ство Батырбека". В этой повести Гребен­ щиков ярко красочно нарисовал картину раззорения киргизской степи и пролета­ ризацию вольного степняка, гонимого бу­ шующей природой и грабежом царских чйновников— в город, в рудники. После появления на свет этой повости Гребенщикова, много воды утекло. Гре­ бенщиков оторвался от питавших его та­ лант, плодоносных „просторов Сибири". Он стал жить и работать в столицах. Но, все выходившее из под его пера, было уже менее ярко и менее талантливо. Октябьрская Революция и жгучая нена­ висть к рабоче-крестьянской власти, вы­ бросили Гребенщикова на берега Сены, в об'ятия эмигрантского Парижа. Сейчас Гребенщиков уже „не молодой" и „не начинающий писатель. Он выпус­ тил 7 томов рассказов, по преимуществу за границей. Перелистываю рассказы из книги „Род­ ник в пустыне" Ищу прежних ярких, соч­ ных—красок и образов. Но тщетно. Не образы, а бледная немочь. Не яр­ кие краски, а старческое худосочие, осен­ ний листопад. Ни бодрости, ни веры, ни вдохновен­ ного огня... Тупая тоска, непроходимая темь, санти- ментализм, проповедь халуйства и прото­ кольный язы*. Вот первый рассказ книги: „Полынь трава" в котором Гребенщиков описывает случай в Барабинской степи. Хотя Гребенщикову из Парижа и кажет­ ся сладким „дым отечества", но на всем рассказе лежит печать горькой полыни, злобы и тоски. „Мужики отвыкли любить землю" „Полынь попала в их кровь и распалила злобою сердца их". „Даже солнце, мало радует, когда куда- то разбредутся тучи: слишком оно ярко освещает скучную равнину". Во втором рассказе, Гребенщиков вспо­ минает про сибирских смолок (ров. И на­ чинает рассказ с „глубокомысленной фило­ софии^ „Всякому свое счастье. И всяк по своему его толкует... Мало ли теперь людей, у которых ум как будто соколиный, а де­ ла куриные... Хоть верхи взять, хоть низы" Дальше идет рассказ о том, как смоло­ кур Максим нашел на берегу горной реч­ ки золото, сказал об этом жене, пошел еще раз и был убит поселенцем Парфе- ном. Парфен женился на жене Максима Стал ее бить и пытать—где золото водит­ ся. Я сын Максима застрелил и Парфена и мать. И, когда, художник рисует эту трагедию такими красками: „Однажды поздно осенью, когда ни на санях, ни на телеге нельзя было уехать из тайги в село". „Федька взял винтовку, стал, на лыжи и выругался. „ Я Парфен закрючил дверь избушки" Когда рассказ пестрит вот такими „крас­ ками"... Хочется зевать!... Дальше. Еще тошнее рассказ „Дремь" При чте­ нии этого рассказа охватывает не дремь, а тягостный сон. Рассказ без начала и без конца. В Молодости дедушка Корней, любил девку Паруньку Девка считала его трусом. Корней решил показать храбрость—убить медведя. Случайно, от страху—убил. Не помогло. Шкура медведя сгнила. Я Па- рунька вышла замуж за Климку. Корней женился и состарился. Я после его смер ти, по тайге стал бродить с ружьем его внук. Вот и все, Рассказ протокольный. Центральное место в книге занимает рассказ „Любава". Но и в нем 70 страниц загромождены сухими мелочами и стары­ ми затасканными определениями и при­ емами. „Однажды зимою мужики, Любавины братья, стали на лыжи". „Однажды, так же отколачивая трубку, Тырлыкан вдруг визгливо захихикал". “Ночь провела Любава плохо" .Вечером в попутной деревеньке ото­ гревалась", “Ночью Тырлыкан к Любаве не пришел* „Семьдесят нудных страниц. Бесвкусная. протокольная канитель, с примесью старческого сладострастия. Кому и для чего нужна эта канитель? Очевидно, только дпя отупевшей, „на реках Вавилонских" белой эмиграции. Я вот еще рассказ: „Как Гурьян стал образованным"