Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

Затем, после стихов (о поэтах потом) и двух отрывков ритмической прозы живо­ писующих преимущества любви зимой, осенью, летом и весной в умеренном кли­ мате и, в любое время года, в Австралии— рассказ К. Тренева „В пути". Автор талант­ лив, но и страдает близорукостью. . Над окошком пассажирской кассы ка­ кой-то плакат. Издали стоя, в хвост, можно прочитать только самое крупное. — Со взяточничеством. — Это что-же? Билеты со взяткой вы­ даются?... — Так, так... Публикуется значит". Далее в том-же роде: у хорошего ста­ рика реквизируют вещи, у купцов евреев, имеющих родственников в разных .глав­ рыбах' и „мельпродах" ничего не рекви­ зируют, молодой человек, какой-нибудь рабфаковец-комсомолец, страдает совер­ шенно непроходимым идиотизмом и т. д. Наиболее интересны и самостоятельны в .Гонге" поэты. Правда, большинство пыжится петлять Пастернако-Асеевские кружева, но два имени говорят о подлин­ ных талантах: Сергей Алымов и Федор Ка- мышнюк. Оба дали только по одному стихотворению, но их достаточно. Поэты Дальнего Востока, прежде всего,— богема. Богема прежде всего— радость. „Никогда, ведь, так не вспламенялись, Так не пели, не звенели звезды...— Изумрудно-вешнего огня лист— Вот весь космос... Пламя, солнце, воз­ дух!... Вся земля, смарагдовый палаццо— Отблеснула радость солнцевехи!. . Разве можно не заулыбаться, Если небо все—в свободном смехе?!" Для поэта мир—„смарагдовый палаццо* „Без ничего" он бродит по его велико­ лепным залам, где „все мое". „Вода мутна, а на душе, прозрачно; Спина врастает медленно в песок... Поодаль кто-то молодо и смачно Целует мель подошвою босой. Плывет вода и облако и время... Плывет мечта, лежать в песке устав, Ладоням солнца подставляю темя— А ветерку прохладному—уста" Но мир совсем не палаццо. Часто в нем исчезают даже— — „Черного хлеба кусок Соль Молоко... Ветер. Река. Песок И паруса облаков". И, вместо л»донь превосходного мас-- сажиста солнца, выйдя на пляж, увидишь. „Приехали разные дамы Поганить берег зонтами, А с ними одетые в трусики Трусы и просто трусики". Нагнали бензиновой вони — Скажите, здесь не утонем? Молчу. — Захлебнуться-бы всем! А дамы: — Он голый совсем!" Куда-же убежишь от них, от „алмазных нищих?". Мир принадлежит вовсе не поэту, а вот этим, с „свиным голоском". Это слишком очевидно и, чтобы остаться вер­ ным своему творчеству, надо пойти против очевидности. Каким способом-рассказы­ вает сам Сергей Алымов в статье о Вене­ дикте Марте. „У всех на обед—суп с лапшей, какие- нибудь рубленые котлеты или антрикот. А у Марта —белый порошок или синева­ т а я вода морфия. Поэт воображает, что он „единствен­ ный прочный богач, которого не разорят валютные колебания", а сам незаметно проживает последний свой основной капи- тальчик. Характерно поэтому, что лучшие из китайских стихотворений Марта „У Фуд- зиядана“— Как мандарин —торжественно спокойно, Сжимая трубку в теплой рукавице,. Купец китаец едет на ослице... которое Алымов приводит полностью, на­ писано очень давно и было напечатано впервые восемь лет тому назад в Петер­ бургском журнале „Рудин", издававшимся Рейснер. Впрочем, Венедикт Март нашел другой верный путь: он вернулся в революцион­ ную Россию, вместе с другим бродягой— писателем С Алтайским. В Харбине одив из них буквально жил в могиле. — „Трупам нужно не искусство, а чер­ ви,—заканчивает свои „Рассказы и Путе­ вые заметки" другой представитель дальне­ восточной богемы Николай Орлов, открыв­ ший, наконец, что все время метал бисер перед свиньями, .старающимися говорить по английски".—В Россию! В Россию? В Россию!". Здесь, в Новониколаевске, эти, чающие воскресенья мертвых слушали стук молот­ ков и визг пил, изумлялись строющейс* Стране Советов и говорили. — Теперь мы совсем выздоровели. Мы в чудеса не верим, но по челове­ честву, скажем каждому из дальних своих собратов по перу: „В добрый час*. В. Итин.