Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

Зато горячи, искренни и правы были они в оценке значения самой утраты. „Смерть великого писателя—событие в истории века". ‘ Смерть Тургенева произвела потрясающее впечатление на русское обще­ с т в о .1) ” Это горе делается положительно общим, всенародным".2) „Да, от России отнялось самое лучшее, что в ней было". Народовольцы, хотя и бросили либералам упрек в желании „при­ цепиться" к такому удобному случаю, как погребение Тургенева, и отвести свою наболевшую либеральную душу, хотя бы грандиозной демонстрацией легального свойства,3) но, думается нам, и сами не отрицали в душе значение этой демонстрации. Как нй как, но непре­ рывная цепь из 176 депутаций сама по себе уже весьма показательна для характеристики, общественных настроений момента, тем более, что к 1883 году совершенно определенно обозначилось, что весеннее влияние дней „диктатуры сердца" безвозвратно и полностью изжито. Показательно также отношение „выборного элемента". Петербургская Городская Дума вынесла постановление о принятии расхода, примерно, до 3000 рублей, на провоз тела Тургенева от Вержболова до Петер­ бурга и погребение его на городской счет. „Почесть, которой еще никто не удостаивался", замечает современник. Постановление было опротестовано градоначальником, и Городская Дума не побоялась пе­ ренести спор в Сенат. Возникло дело, которое через 10 слишком лет перешло в Государственный Совет, в архивах которого на 12-м году жизни обрело вечный покой. „Всенародность" значения смерти Тургенева прекрасно сознавало и правительство. А. Ф. Кони рассказывает, что „следование праха Тургенева в Россию, очевидно, очень тревожило министра внутренних дел, графа Д. А. Толстого,4) и директора департамента полиции Пле­ ве.5) „Происходил оживленный обмен телеграмм с губернаторами, ко­ торым предлагалось воздействовать". „Воздействие" было, очевидно, достаточно энергично, так как сопровождавший прах Тургенева Ста- сюлевич жаловался: „Можно подумать, что я везу не тело великого писателя, а Соловья-разбойника". Конечно, политический жест Лаврова не остался незамеченным, но, несомненно, правительство было „информировано" о содержании речей, произнесенных на погребальных церемониях в Париже. На эти проводы собрался весь литературный, художественный и научный Париж того времени. Не могло правительство не знать, что первым с речью выступил Эрнест Ренан, давший глубокую, образную, яркую и прочувствованную характеристику Тургенева, как представителя без­ гласной массы народа, выразителя ее страданий и назревших потреб­ ностей, отвергаемых самодовольным большинством. Особенное внима­ ние, очевидно, быпо обращено на речь Эдмона Абу, по словам кото­ рого обрывок разорванной цепи на мраморной плите—лучший памят­ ник Тургеневу, так как тогдашний Петербургский градоначальник Грессер не только распорядился снять с венка, привезенного от Тиф­ ') „Новости". 1883 г., № 145. 2) „Новости". 1883- г., № 148. 3) Цитированная выше листовка „Народной Воли", от 25 сент. 1883 г. 4) Гр. Д. Я. Толстой, бывший при Александре II министром народного про­ свещения, насадитель классического образования. 5) В. К. Плеве, впоследствии—министр внутренних дел, убитый бомбой Сазо­ нова в 1904 г.