Сибирские огни, 1923, № 5 — 6
Группа „Октябрь", имея за своей молодой и незрелой душой все го навсего одну „Неделю" (повесть Юр. Либединского) и небольшой запас слащаво-приготовленного „Шеколада" (повесть Тарасова-Ра- дионова), плюс несколько неплохих, довольно свежих стихотворений— об'являет себя единственно-правоверной сектой в российской (а может быт^, во всемирной?) литературной церкви. Остальные— „Яна- фема"1.. Нет почти ни одного литературного имени, не ошельмованного в журнале „На посту"... Ибо если они во 2—3 № с суровой снисходи тельностью отчима признали двух-трех попутчиков—Семенова, Сейфул- лину, Зозулю,—то в первом № этого журнала они Сейфуллину сочли позорным именем (см. „Ср^ди сибирских литераторов"). Подобная последовательность дает нам уверенность, что они ис правят свою ошибку и в № 4 „изничтожат" последних попутчиков и лишат их права бежать за их победной „консульской" -колесницей. Вся эта литературная шумиха, исходящая из „жерла" данных журналов, сильно напоминает заседание военного совета при состав лении плана отечественной войны, описанного Л. Толстым в его эпопее „Война и мир". . *) Я наиболее ретивые вдохновители войны—Лелевич, Родов, Чужак, поразительно похожи на немца-генерала Пфуля, его помощника Воль- цогена и полковника Толя, которые так хорошо, самозабвенно и бес толково командовали из свои»; кабинетов. Вы помните: „Диспозиция, составленная Толем, была очень хороша. Также, как и в аустерлиц- кой диспозиции, было написано, хотя и по-немецки: „Die erste Kolonne marschiert"—туда то и туда то... Die zweite Kolonne marschiert"—туда тО и туда то и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в наз наченное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано и, как по всем дис позициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое „место". Наши „консулы" также командуют лишь в своих кабинетах. И парады их в сущности очень не эффектны. Порой команда их звучит довольно комично почти на пустующем литературном плацдарме. Они хотят великую, творчески познавательную жажду новых классов напоить декларациями, лабораторными изысками. За послед нее время, уже с полгода, московские литераторы и те, кто называет себя литераторами, знают одно депо: это беспрерывное публикование своих деклараций. Кто их не издавал. — „Октябрь", „Кузница", „Леф", „Горн" и т. д. и т. п. Эти шум ные литературные диспозиции вынудили к тому же самому самых де ловых людей: Д. Воронский, занимавшийся до сих пор, не в пример толстовским Пфулям и Толям, непосредственно литературой, в пятом номере „Красной Нови" пишет большую теоретическую статью: „Ис кусство, как познание жизни". Л. Троцкий вынужден был напечатать свои замечательные статьи—О партийной политике в искусстве, об искусстве революции и социалистическом искусстве. И нам казалось, что после статей Троцкого некоторые из теоре тических вопросов искусства, занимавшие литературные круги с на *) См. часть четвертая, гл, IX, X и XI.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2