Сибирские огни, 1923, № 5 — 6

'Неожиданно Рабинович увлекся работой. Давно он не писал так легко. Шеломин лежал в кровати, в комнате была белая ночь. После усталости, вина, бесчисленных видений, его тело расплывалось в ка- «ой-то неподвижной эвфории. В глазах расходились радужные круги, гжелтые и голубые фосфены, сливались в сияющее море, на берегу Урамбо трубил в рог хобота, Надя, купаясь, выходила на пляж, лод- « а качалась. Выше и выше... Утром, после бессонной ночи, он встал: дежурить за железнодо­ рожными билетами. Утром Рабинович был у редактора вечерней газеты. Редактор уныло потянулся к рукописи. — Ну, что у вас там?... Дела были плохи. О забастовках и Распутине нельзя писать. Ни­ какой войны. Чем жить? Редактор лениво развернул рукопись. Вдруг он задергался, ожи­ вился. Сразу, безошибочным чутьем, он угадал, что наконец,—наконец... „Вот единственный расстрел, о котором можно писать сколько -угодно! Сенсация!" — Вам аванс? Рабинович вышел на улицу, подпрыгивая от предвкушения мно­ гих, вновь доступных, приятных гадостей. Он обедал в знаменитом литературном кафе. На его столике, к «общему изумлению, появилась бутылка хорошего вина. Его окружили. Рабинович угощал, читал свою статью. Литературные дамы предло­ жили поехать на Канонерский. Рабинович взобрался на холмик, на том месте, где Петухин распорядился зарыть Урамбо, и вдохновенно декламировал. — Я видел, я видел его! Нет, это вовсе не было то, что вы «называете „слон“,—смирное ленивое животное, жующее булки в зоо- .логическом саду. Из нега, как от солнца, излучалась сила. Те неиз- гвестные жизненные лучи, которые присущи всем нам, но только невероятно напряженные. В нем был бунт. Стихийное, дионисовское начало. То, чего нам больше всего не хватает. То, что мы должны разбудить в себе! Подумайте, почему он так бешено стремился к свободе? Почему так страшно ненавидел свое стойло? Он сломал его, жак должна сломаться наша гнилая цивилизация, он вырвался через все преграды вперед, во что бы то ни стало, на волю!... Вот, что я увидел, вот, что должно вдохновлять нас, вести на путь борьбы, во 'что бы то ни стало, вперед... Рабинович говорил долго, гляда -поверх голов, вывертывая длин­ ные руки с перекрещенными пальцами, но все слушали и разошлись это домам полные самых горячих побуждений. Женщины украсили могилу Урамбо цветами. Обсуждали проект ■памятника. Урамбо должен был олицетворяться человекоподобной, титанической фигурой во фригийском колпаке свободы... Вечером, когда м-р Грэди изобретал комбинации с немецкими пулеметами, а Шеломин, в сладчайшей своей эвфории, стоял в очере- дци у восточной кассы, Рабинович допивал аванс в развеселом кабаре. В зал городской железнодорожной станции вбежал мальчишка газетчик. — Вичерние Биржевые! Убийство Урямбо! Вичерние Биржевые! Убийство Урямбо!