Сибирские огни, 1923, № 5 — 6
вавшегося тогда способа „ухода" с поста, т.-е. скрытого от‘- езда, я решил открыто высказать свое несогласие с намеченными действиями на фронте и лично принять всю ответственность за это решение. 13-го ноября я был арестован1), направлен в Петроград, где и был заключен в Петропавловскую крепость. После суда в декабре месяце до 2 марта был в заключении в тюрьме „Кресты", а затем без всяких обязательств с моей стороны был отпущен на свободу. За весь период ареста, суда, тюрьмы, я непрестанно испытывал и явное и тайное сочувствие широких солдатских масс. Они отлично понимали „врага" поневоле. Узы, спаянные кровью на бесчисленных полях сражений, были прочны. Неизменно благожелательное отношение, за время моей неволи, я встречал и со стороны различных представи телей Советской власти. Воину трудно было сразу сделаться политиком—в этом начало всего последующего. Занятие Двинска, Пскова и продвижение немцев к Петрограду, а впоследствии и занятие Украины, как бы подтверждало мои опа сения за судьбу России. Сопротивление, оказываемое наскоро сфор мированными советскими армиями, оказывалось недостаточным. Казалось, что большевики, ликвидировав наш фронт, могут невольно явиться авангардом германского империализма со всеми его тяжкими последствиями для изнуренной борьбой и экономической разрухой России. Нарушение боевых обязательств перед союзниками могло вызвать, в случае их победы над Германией, установление мирных соглашений за счет той же изолированной и ослабленной России. Все эти предположения в то время казались весьма вероятными. Столь быстрой, как оказалось в действительности, революции в самой Германии среди огромного большинства русских людей, особенно среди военных, не предполагалось. По изложенным соображениям для меня возникала мысль о немедленном восстановлении восточного фронта и продолжении борьбы с Германией, что, в свою очередь, несомненно вело и к столкновению с Советской властью, к а к м еш ающ е й этой борьбе. Создание восточного фронта, естественно, предполагало необхо димость широкого содействия союзников. !) Арест произошел при следующих обстоятельствах. Приехав в Двинск, Крыленко, который до революции числился в армии в чине прапорщика, пригла сил для доклада Болдырева, командовавшего 5 армией. Вместо Болдырева при шел его ад’ютант, который заявил: „Генерал приказал спросить: известно ли пра порщику Крыленко, что, согласно воинскому уставу, генералы к прапорщикам по их вызову не являются?". В ответ Крыленко повышенным тоном сказал ад'ютанту: „Передайте Болды реву, чтобы он немедленно явился в кабинет председателя армейского комитета с докладом о состоянии фронта". Ад‘ютант вторично явился и сообщил: „Генерал отказывается0. Крыленко тут же отдал военно-революционному комитету, во главе которого стоял Собакин, распоряжение об аресте Болдырева. Отряд из восьми человек, имея солдата Столовского за старшего, отправился к Болдыреву и арестовал его. Известный сибирякам т. Ошмарин, находившийся в отряде, передал мне: „Болдырев был крайне удручен, узнав, что пришли его арестовать. «Подчиняюсь насилию»—проговорил он только. )• Сибирские Огня № 5—6, 113
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2