Сибирские огни, 1923, № 5 — 6
народ пел в песнях. Но теперь празцная толпа, вдруг освобожденная» От будничной каторги, ясно и резко, не выговаривая слов, думала^ каким-то общим, большим мозгом: как же могут они, такие сильные, и бесчисленные, терпеть, гибнуть,—из-за кого? Полиция была вооружена винтовками. Околоточный Петухин, преследовавший со своим отрядом Урамбо, бывший кадровый офицер, любил воображать себя героем. Он раз мечтался о будущем своем рапорте, где дипломатично, но ясно, будет отмечено его исключительное влияние на благоприятный исход бун та. Ведь, если бы слон перебрался через узкие каналы, какой бы эта был превосходный повод для сборищ! М-р Грэди метался в толпе и взывал. — Есть здесь кто-нибудь, кто говорит по-английски?! Надя, весь год учившая First Book, нерешительно подошла к нему. — Скажите им,—закричал англичанин,—чтобы они не стреляли! Скажите, что он стоит две тысячи, три тысячи! Скажите, что я послал уже за веревкой. Урамбо вошел в воду, остановился, обливаясь из хобота. Надя перевела, что м-р Грэди послал за веревкой. Петухин едва взглянул на нее,—все казались ему забастовщиками* —и выстрелил. Слон повернулся, странно закричал, кинулся вперед. Фараоны* не целясь, стреляли в гигантское туловище. Урамбо осел на задние ноги, поднял голову, озаренную темны» нимбом громадных ушей, запрокинул, как призывную трубу, хобот. Его глаза отразили нечеловеческую тоску. Маленький кровавый рот вдруг стал жалобным, детским. Жизнь, выходившая вместе с кровью, излучала, погибая, потоками впитываясь в грязь, страшное горе. Ше ломин почувствовал влагу на своих глазах. Он выхватил у растеряв шегося солдата винтовку, подождал секунду, когда слон качнул голо ву, и выстрелил между глаз... Шеломин подошел к трупу. Иногда бывает безразлично, кто убит. Смерть. Круглый глаз был раскрыт. Сначала, когда длилась аго ния, он отражал боль, гнев и смертельное горе; потом застыл, стал неподвижным и мудрым. Шеломину хотелось войти в этот беспре дельно спокойный печальный взор, пропасть в нем, исчезнуть... Кто-то дернул его за руку. Перед ним стоял Рабинович. Его во лосы походили на уши Урамбо, глаза сверкали. — Как ваше имя?—гневно закричал он, касаясь карандашом своей записной книжки. — Анатолий Шеломин... Ответил машинально. Круглый глаз плыл по грязному черному сюртуку, окруженный желтыми фосфенами. — Какого факультета? — Физико-математического... но... — Вы мне ответите за это убийство, пигмей!—забрызгался писа тель и побежал прочь. — Зачем ты стрелял? Разве ты полицейский?—подскочила Надя. Шеломин вдруг побледнел. Давно, в детстве, он застрелил Нади ну кошку и мучился, как преступник. Теперь, внезапно, появилось со вершенно то же переживание. — Но, ведь, они не умели стрелять!—попробовал он защищаться. 8 *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2