Сибирские огни, 1922, № 4

сцены и на театральную речь Селецкого он ответил таким громоподобным мо- нологом, что впечатление от выступления Селецкого стерлось. Пехов не гово- рил—он играл. На позу Селецкого он ответил такими закругленными театраль- ными жестами, в силу своего голоса вложил столько чувства, что мы диву да- лись... — Никогда русское офицерство—гремел Пехов—не поднимало оружия про- тив тех, кому оно должно было подчиняться. Никогда оно не занималось аре- стами командующих войсками... За такие вещи отдают под суд. И нас нужно судить. Требование о разоружении не есть приговор, это только шаг к рассле- дованию дела. Судить нас будут потом и за дело судить... В этот момент выступил представитель первого взвода первой роты Янеон. — По поручению первого взвода первой роты докладываю, что весь пер- вый взвод постановил сдать оружие. Селецкому оставалось только сделать еще один красивый жест—он за- явил, что коль скоро в школе нет единства и налицо имеется трещина—он умывает руки. Школа сильна спайкой, единством, а теперь было бы беспо лезно что-либо доказывать и он рекомендует своим „друзьям и питомцам* найти это единство, хотя бы даже и вредное с его точки зрения. И когда за сдачу оружия высказался начальник школы—Селецкий остался в меньшинстве получив около 60 голосов из 500. И по окончании этой истории опять блестяще подтвердилось мое утвер- ждение о мотивах восстания. Через три дня юнкера представляли из себя вполне деморализованную массу. Они группами и по одиночке пошли по домам, следом за теми солдатами, которых так недавно называли „серой скотиной, тянущейся к водопою". Часть ушла к Корнилову. Остатки жили в школе в такой грязи, что помещение далеко превосходило своим безобразием самую запущенную ка- зарму. Наступили холода, школа сидела без дров, юнкера ломали заборы, стулья, скамейки и жгли, корридоры превратили в уборные. Словом школа представляла из себя блестящее подтверждение словам Селецкого о .чести мундира и высоком звании офицера". Постановление о расформировании школы не застало в ней ни одного человека. Но при первых же выстрелах, вэзвещавших начало чешского движения, в июле 1918 года, остатки юнкеров собрались в Омске и ушли на фронт за по- гонами, получить которые им не удалось в 1917 году. Ими был расстрелян тот самый Токарев, который осмелился выступить первым с резким протестом. Безусловно, в тех же самых условиях и приблизительно в такой же обста- новке произошли и остальные юнкерские восстания—в том числе и кровопро- литное иркутское восстание в декабре 1917 года, стоившее иркутским рабочим тысячи жизней. • М. Басов.