Сибирские огни, 1922, № 4

член новой власти, приказал стрелять. Они ко мне привыкли. Они простят или забудут, как сотни ра з. И ч е р ез день, ручаюсь, мы снова станем сильнейшим государством. Г е н к е л ь . Я согласен! Молчание. П е т р (отвернувшись). А я, дурак, думал, что он хотел спасти солдатские жизни. Ах, дурак!.. (Комяндуя). Кто со мной—сейчас уходи! К а н д и д . Идем. П е т р . Кто останется—погибнет, как преда т ель. Группа у дверей быстро уходит. Генкель остается. П р е м ь е р . Молокососы! (Генкелю). Теперь, скорее, идите на балкон, вот в эту дверь, и скажите, что „ т ов а рищ Петр", он же жид Фишер, изменил, на- роду, что каждый, кто его встретит, должен убить на месте, что обра з ов ана правительственная власть... Ну, д а, идите же! Вы, ведь, считались у них лучшим оратором,—потому и попали в Совет... Генкель машинально выходит. Премьер закуривает сигару, в усталую улыбку кривя тонкие губы, бормочет презрительно: „Молокососы". Садится в глубокое мягкое кресло, заки- дывая голову и вытягивается. Бесшумно вбегает Кандид, схватывает любимый портрет и скры- вается обратно. В нише появляются Э л е н и С е к р е т а р ь . С е к р е т а р ь . Дорогая... наконец-то! Э л е н . Милый, как я соскучилась... (об'ять.ч. Эле», опрокидывйется на подушки. Вловит Генкель). П р е м ь е р (поднимая голову). Ну, что? Г е н к е л ь . Я еще... Я подожду немного... Я е ще ничего не сказал... Дайте мне успокоиться! П р е м ь е р (уже с нескрываемой шлостью). Да, выпейте воды! (Сует Генкелю графин). Пророки! Чуть ли не новой расой провозгласили себя, а куда вы годитесь?—потомки сифилитиков и пьяниц... ( Повышая голос). Теперь вы не д о лжны з абыв а т ь, что я—глава правительства, в состав которого входите и вы. Я вам прик а зыв аю, господин министр, исполнить в аш долг. В такие минуты время не теряют... (Ободряя). Ну,—идите! Г е н к е п ь. Да , да... Что я д о лжен с к а з а т ь? Ах, да... порхатый жид! (берется за ручку двери). Э л е н (задыхаясь). Милый, милый... Секретарь начинает осторожно поглаживать паутинный чулок. Мелькает полоска обна- женного тела. Вдруг непредставимый взрыв, огромный огненный смерч, поглощает сцену. И через миг—тьма, хаос, грохот. Потом, постепенно, наступает долгая тишина. В тумане осен- ней ночи появляются подводные светляки фонарей. Серые фигуры солдат бродят по каким- то неровностям; быстро и молча ищут; мелькают носилки санитаров. Когда бледный рассвет начинает рассеивать мрак, сцена оказывается загроможденной гигантскими обломками. Рядом спит смена солдат. Работающие солдаты иногда обмениваются негромкими возгласами: „Здесь"... „тащи*... „сюда"... и т. д... Утомление преобладает на всех лицах. Вдруг врывается резкий, ясный звук трубы. Солдаты мчатся на ее зов. Ьсюду крики: „Стройся1.. Стройся!. Сцена быстро наполняется народом. Р а б о ч и й (грозя куда-то выше развалин, как будто все еще видит дворец)• Так тебе и надо, з а р а з а! В т о р о й . Эх, углей сколько! ( Мамчику ). Сень, беги за мешком... Только смотри, что другое найдешь—солда ту отдай. П е р в ы й . Углей?.. А может н аше го бра та на этой с амой перекладине вешали, с которой угли? В т о р о й . Стой, Се н ь .. Само в ар нечем разжечь... Да, пропади они пропадом! В е с т о в о й (подходит к командиру гаванскою района). То в а рищ командир! К о м а н д и р . А! Ну, об'ехали город? В е с т о в о й . Наш район, т ов а рищ. По пути попались два патруля, тоже, говорят, везде тишь. К о м а н д и р . Понятно. Как разнесли эту чертовщину, так н а род стал народом... Ладно, скажи своему начальнику, чтобы всех отпустил в казарму: нечего з ря л оша д ей гонять. (Уходят). С противоположной стороны вбегают небольшими группами и по одиночке вооружен- ные солдаты. Они подстраиваются, расчитываются; раздаются слова команды.