Сибирские огни, 1922, № 4

— У меня ведь скоро будет мой ребенок—точно горячая капля согревает его.—Мой ребенок,—думает он радостно,—Где он? , Он во мне... Я его отдал Тане, ft вот пришла и она,—женщина. У ней нет лица и вся она гибкая, стра- стная, зовущая... глубокая...—Я ненавижу тебя!—Женщина хохочет, отклоняется, ускользает... На з аров порывается за ней и просыпается. Оказывается, он сидит на кошме и протягивает вперед руки. — Чго за чепуха?—думает он. Голова болит, ноет тело. — Не проспал-ли? Светлый вспых спички. Часы. Начало девятого. Еще немного рано. Обычно сейчас приходили Миха и Таня. Где-то внутри неожиданно и ненужно заныла боль. Вспомнилась дача. Воспоминание повисло над душой, как боль- шое, грязное и темное пятно. — Наплевать! Пойду скорее... Накинул шинель. Нахлобучил шапку.— Ну, еще что? Чернильница? Что с ней депать? Разве запустить ею а стену, как в детстве при от'езде на каникулы? — ft разве сейчас я еду на каникулы? Да, на каникулы—усмехнулся он. — Да, чернильницу надо непременно сменить, разбито горлышко,—словно кто-то странно равнодушно со стороны подумал в нем. Подошел к окну. На окне лежала раскрытая согнутая книга — .Ключи счастья" Вербицкой. Мудрая женщина!—подумал иронически Назаров—и вдруг ему показалось, что кто-то взглянул на него в окно, мелькнул за стеклом. Под- нял глаза. Никого не было. Снег синими полосами спал на крышах. Спал тихо, спокойно. Как и тогда—в детстве. Как и после. Как и тогда, когда приходила Таня. Неожиданно заныла боль об ушедших женских ласках, непонятно-сладких, неразгаданно-мучительных, ft вдруг она придет сейчас? Хо- лодком пахнуло по спине. Испугала мысль. И вдруг показалось, что хлопнула дверь. Кто это?—Миха! Почему Миха? Он буйный. Он всегда кричал, как зверь свое хо-о! — ft ведь его нет теперь,—подумалось как-то удивительно просто и рав- нодушно. — ^ е т . Ну, так что же? И пусть. И меня не будет. Всех не будет. — Там за речкой тихоструйной Есть высокая гора, В ней глубокая нора,— учила за перегородкой черненькая девочка Пушкинскую сказку. — Нор а ?. Почему нора? Не так, надо—дыра... Да, да... Миха так говорил.. — ft где-же револьвер? ftra... вот он. Это хорошо. Великолепно! Чудесно, чорт возьми! Стоял посреди комнаты в темноте и ему казалось, что в его мозгу скачет какой то задорный светлый зайчик. Этот зайчик—неожиданно появившаяся мысль четко осознает все окружающее и напряженно ощущает все до боли ясно; вот она словно отделяется от его тела, живет самостоятельно... В ушах начинается сплошной серой лентой шум,—все звуки кажутся большими, значи- тельными и странными, пугает шорох собственных шагов и кажется уже слышно, как шуршит по телу кровь... Теперь, вдруг, само тело стало чужим, ненужным; ненужными и чужими кажутся пальцы, которые тяжелеют, словно распухают и бухнут. — Странное состояние... — Однако, что же это я медлю. Нехорошо опаздывать, когда идешь уби вать человека, — Нехорошо!—передразнил задорно светлый зайчик в голове. — Лиза,, я ухожу! Закрой на крючек дверь. — Куда дядя?