Сибирские огни, 1922, № 4

Назарову казалось, что он раньше—до того момента, как увидел Лепор- ского, сам держался тех же взглядов, которые развивал теперь Лепорский. Он был убежден, что если бы не неожиданное появление Лепорского, он сам бы ско- ро поставил перед тройкой этот вопрос. Ему казалось, что это знают и осталь- ные. Но в красивых, лощеных фразах Лепорского была какая то фальшь, какая- то тайная, задняя мысль. Назаров почти догадывался о ней, но пока презри- тельно отметал ее. Взглядывая иногда на Лепорсского, его красивые руки в перчатках, выразительное лицо и непреклонный тон, он чувствовал, что Лепор- ский добьется того, что поставил своей цепью—и порой вихрем выспыхивала в нем злость, и он готов был резким ударом разрушить его планы. Но тайная боязнь, что вдруг другие сочтут это трусостью, изменившей его убеждения, а главное, какое-то упорство и самолюбивое, гордое нежелание говорить при Тане с Лепорским удерживали его от участия в споре.—Зачем это он так часто снимает и надевает- пенснэ?—подумал он презрительно о Лепорском. На один момент ему показалось, что они уже встречались где-то с Лепор- ским и встречались, как враги. Усмехнулся над своей романтической фантазией, ог которой повеяло дешевым бульварным романом с приключениями. — Вы эти красивые слова оставьте, милейший!.. Здесь не верхняя палата лорд мистеров!—озлился Миха, соскочив со стола:—Ими вы меня не проши- бете... Что вы изрекаете словеса, как непогрешимый папистый Будца! Да ска- жите ему, наконец, товарищи, что нельзя стрелять в рабочих и крестьян... Таня что-же вы молчите?—горячо метвулся он к ней, но что-то вспомнил и сразу осекся, растерянно застыв посреди комнаты. — Не в рабочих, а в тех, кто обманно ведет их к неизбежной гибели .. Зияющей пропасти!—вспыхнула звонким огнем светло-рыжая Таня, словно ее оскорбили: да наконец, когда это, товарищ Орлов, наша партия шла за тол- пой? — Но она никогда и не стреляла в нее!—сдержанно, зло бросил Миха. Назаров во время последних слов сидел неподвижно, устремив взор на табуретку, где спокойно поблескивал его наган. На Таню ни разу не взглянул. Мусолил во рту папиросы. Бросал и снова незаметно для себл доставал новую. Неожиданно увидал, как по нагану, взбирается большой белесо-серый паук. Мягко покачиваясь на высоких тонких ногах, замер на секунду, двинулся по т а- бурету к нему. На краю остановился, тонкий, бескровный он как-то безжиз- ненно остро закачался, словно готовясь раскинуть свою противную паутину. — Откуда он тут зимой?— С неприятной, словно даже немного жугкой брезгливостью раздавил его папиросой, отшвырнул в сторону и резко поднялся на ноги. — Может быть, довольно митинговать? Большой, высокий, сутулый, он раздраженно и быстро прошелся по ком- нате: доски хрипло 'и глухо охнули под его ногами,—остановился перед Лепор- ским и презрительно-зло спросил: — Разрешите закурить? — Не могу... воля собрания,—с легким пафосом ответил тот, разводя ру нами. — Ну тогда вот што... довольно канитель тянуть! Губы, щеки нервно передернулись у него, черные узкие глаза сверкнули. — Вношу предложение, голосовать. Первое: кто за убийство? — Террор,—мягко поправил Лепбрский. — Ну, пусть будет террор... что-ли!—злобно-презрительно подернулся На- заров.— Второе: кого в первую очередь? И жребий. Надоело! Мы не мальчиш- ки, чтоб разубеждать друг друга. Домой пора! — Хорошо. Возражений нет? Лепорский быстро поднялся и слегка склонился над столом. Таня вскинула на него свои большие з еленые глаза, но туг же поспешно, почувствовав На з арова, опустила их и снова сжалась.