Сибирские огни, 1922, № 4

и. Собрание было за городом в тайге, в заброшенной старой даче. Рамы были без стекол, и их снизу закрыли досками, отодранными Михой и На з аро вым с терассы. В углу вытянулась вверх черным хоботом железная печка: одно время Миха и На з аров квартировали здесь. Снаружи выла и билась в тонкие досчатые стены неожиданно разыгравшаяся мятель, взмывала вверх и, опадая, глухо ударяла в кры иу. Сверху в широкие щели прорывался легкими рваными клочьями белесый снег, и падали серые полосы света, У двери жался неясной тенью тонкий Чубаров, Миха сидел на столе, слева от председательствовавшего Лепорского. Справа поникла Таня. Огня не зажи- гали. Курить быпо запрещено,—это именно больше всего и злило Назарова: так ему казалось. Он сидел в пустом темном углу прямо на полу и кутался в свою серую шинель. Посиневшие большие руки старательно прятал в узкие ру- кава. Перед ним на белом табурете поблескивал синими пятнами его новый на- ган. Все время молчал. Спор продолжался больше двух часов. Спорили главчым образом Миха и Лепорский. — Меня удивляет,—мелодично, красиво, не волнуясь, говорил Лепорский,— что здесь я встречаю оппозицию по отношению к вопросу о терроре... и как раз среди боевой тройки. Правда,—в голосе Лепорского послышались прене- брежительные нотки иронии,—самый испытанный член ее товарищ Назаров, пови- димому, не возражает, но вот товарищ Орлов почему-то не хочет согласиться.Он не только тактически не приемлет террора, но у него чувствуется и идеологиче- ская, принципиальная трещинка в убеждениях .. — Идеологическая... Идеологическая!—передразнил зло Миха, передавая еле-заметную словно красиво напухшую картавость и пафос Лепорского:—при чем тут „идеологическая"?.. Мы создавали тройки—и по своему почину—во время корниловщины, держали эти штуки про запас, на случай появления тол- стосумов, Тит Титычей и генералов.. Я так понимаю. А теперь... Да где у вас, чорт возьми, наконец, грамота от нашей достоуважаемой пуповины-цека?.. Вы- кладывайте!—взревел Миха. — Позвольте, позвольте, товарищ Орлов,—поблескивал мягкими, круглыми темными глазами Лепорский,—что большевики—контр-революционеры, это в до- статочно ясных формулах зафиксировано последним с'ездом. Что касается постано- вления цека, то >< чему этот вопрос? Связи нет, а медлить нельзя ни секунды... Ведь не мы нападаем, на нас нападают. Мы не знаем, что будет с нами через пару дней... — Я вы уверены нутром, кишками своими, любезнейший, что эти штуки дадут плод?—:пр!шивал M-ixa со страшной настойчивостью, Н1сэдая на Лепорского саоей мощной фигурой запорожца. Серые глаза его лукаво и наивно ре з али светлый сумрак. — Я понимаю, мы стреляли в фаянку красномордого жандарма... Это чу- десно! Ух!—потряс он вдруг кулаком в воздухе.—Бить мертвых... безглазых! Это чудесно! Но палить людей с красным знаменем, палить в них .. может быть, ошибающихся... Эсо простите меня... Леруа пардон! Лимонад!—как извиняются русские парни. Да, да!.. Мы все залезли в дыру... и они и мы, но они бьют прежде всего в морду буржуя, чорт возьми!. Я его всегда надо бить. Ибо его существование мне личное, жестокое оскорбление! — Ого! Договорились. Старая интеллигентская песня!—Лепорский в такт словам откидывал рукой в перчатке упавшие на лоб пряди волос из-под ба- рашковой шапки. Народ—святыня, культ, это—своеобразное толстовство. Розо- вые ленточки институтки на бараньих рогах- Наша цель определенная—дезор- ганизовать ряды врагов, идущих на нас Вся их сила здесь, ее необходимо раз- бить! И мы вершим не убийство, а именно для прекращения в дальнейшем массовых убийств приводим в исполнение смертный приговор над людьми, ко- торые хотят разрушить государство. Другого исхода нет.