Сибирские огни, 1922, № 4

— Пойдем, што ли? — По-ойдем... Обошли большое тело и двинулись вперед В р эще ждал Шишигин со своими красногвардейцами. V. Растянулась над городом серая паутина смерти. Вширь и вглубь разда- лось кладбище. Выросли на нем новые кресты и безкрестные холмики. Тишина из города, казалось, навсегда ушла. С утра до ночи стучали в отдалении пуле- меты. Будто кто-то большой и сильный сердито и часто колотил забитую пылью огромную кошму. Встревоженно гудела земля от снарядов. Улицы не затихали, ни ночью, ни днем. Скрипели полозьями дровни, подвозившие ране- ных и убитых. Четко выбивали копытами по углаженным дорогам кони верхо- вых. Не смолкал у больницы ноющий вопль родни. На дворах, напуганная гу- лом, измученная заточением в стойле, часто забываемая хозяйками, непрерывно ревела скотина. Люди стонали, молились, проклинали. Старались уйти ниже, ближе к земле, в подвалы, в землянки. Казалось живущим в городе, что на всей земле остался только он, этот воющий, ревущий, израненый город и казачьи выселки в семи верстах, откуда каждый день шлет свое разящее ды- ханье смерть. Весь остальной мир отошел, отгородился полем сраженья и ка- раульными постами. Бой непрерывными ударами говорил о се5е грознее всех Форштадской слободке. С кривых улиц ее ежедневно приходили в ряды красной гвардии до- бровольцы. Из крепких домов люди ушли в свои большие вместительные подвалы. Там жарко молили заступника Бога о благополучном и скором приходе своих с казачьих выселок и „избавления от нечаянныя смерти". ft жизнь не сдавалась. Властно кричала о себе в первом плаче новорож- денных, в звонком смехе детей, в настойчивых требованиях всего живого. Посеревшие, похудевшие люди озабоченно размеряли полученные про- дукты, ели, пипи, плакали иногда радовались своему, обыденному и копоши- лись по зову хлопотливой хозяйки—жизни. Каждый день, забывая угрозы взрослых, вырывался на дворы и утицы маленький, жадный до жизни народ: мальчишки и девченки. — Эй, эй, Марькэ, наспроть нас стену в доме отворотило! — — ft у нас на зздах снаряд в землю ушел. Лйда к нам в войну игр-а-а-ть! — — Мамка не ви ли-г!..— Мать поспешно выбегала, бранилась, кричала, но уже криком привычным, без первого захвата испуга. — Гляди, ничо не страшатся! Иди, сичас домой, а то я тебе покажу! Вот убьет, так узнаешь! Резвой четырехлетке, девочке корова казалась страшнее пули, потому" что испугала ее недавно сердитым боданьем. Мать громким криком звала ее со двора: — Надя, Надя... Скорее, скорее домой! Слишишь—пулемет. В ответ Надя успокоила: — Пулемет не корова... Он не зэбудаи-и-т!— К концу второго месяца привычной ежедневной нудью стали гул, рев и стенанья. Но гнет их сказывался. Уходили силы и даже в Форштадской сло- боде призывали: скорее бы хоть какой конец, но конец осады. Рабочие с кирпичного завода, из конфектной и мелкий мастеровой люд часто приходили к зданию совета, собирались у винного склада. Разговоры их были немногословны, — Второй месяц..,— — Д-д-а!.. — Выдюжить трудно.— — Може, выдюжим.— — У вас как?