Сибирские огни, 1922, № 4

лись жители, что крепкие стены их тюрьмы томили когда-то людей, записанных в учебники истории. С трех до семи на горе раньше „гуляли". Ходили длинной вереницей, как в других городах на бульварах. Теперь гуляют „на панели". Около винного склада залили улицу асфальтом. И на этом гладком куске улицы немощенного города стали собираться горожане. Сюда Перенесли весь установленный по- рядок гуляний. В безлунные ночи забредали на гору только влюбленные. Иска- ли приюта на старых каменных ступенях церкви и двух скрипучих скамейках. Но гору им скоро пришлось покинуть. В маленькой кепье близ церкви жила девяностолетняя слепая Феклушг. Она сорок лет ходила по сбору. Истоптала много дорог. Натрудила поклонами спину. Богато украсила нагорную церковь. Из всех заповедей с двадцати лет служила иступленно седьмой. Ходили слу хи: на двпдцатом году своей жизни сама ее нарушила. От женатого девицей ребенка прижила и задушила. Уберегла себя от людского суда. Но с дикой страстью отдалась покаянью. На молитве слезами выжгла очи. Об'ясняли ста- рики: темная вода прилила. Но и слепая с посохом ходила за подаяньем. В шестьдесят лег только перестала. Сияли иконы древнего храма дорогими кам- нями. Как одежда царей старой Руси были ризы. Около пышности, ею создан- ной, и жить ее оставили. Она охраняла церковь, как собственную сокровищне цу. Всю страсть неизжитую, огромную живую силу, добровольно в этот склеп заперла. Кормили ее всем городом. Говорила с людьми мало. Поразительно чутким для ее лет слухом она ловила ночью шаги и голоса Ощупью находила дверь. По горе шла уверенно. Каждый камень ее знала. Двигалась неслышно сухонькая небольшая в монашеском одеяньи. Выростала неожиданно около влюбленных. Ловила ухом шорох. Стучала палкой по камен- ному подножью и кричала: — Блудники! У храма Божьего пакостите! Коты свято место берегут, здесь не любятся. Д вы, прелюбодеи, к Богу мерзость свою несете? Нет вам другого места плоть окаянную тешить!..— Креп глухой старческий голос. Резко и страстно рвали ночную тишину его выкрики. Из под черного апостольника выбившиеся пряди седых волос трепе- тали от злобных кивков головы. И была в ней убедительна сила пламенного гнева. Смеялись потом, а при криках ее смолкали и уходили. Тайным зреньем узнавала, когда на горе сидели люди одного пола. Тогда кричала спокойнее: — Уходите, шатуны окаянные! Ночью Богу мир слушать надо. Не ме- шайте языками блудливыми! Ну!.. Не дам здесь балясы ночью точить. Божье место, поганиы, скверните! Блевота песья разговоры ваши.— И мало осталось таких, что старуху не слушались, ночью на гору ходили. Перед войной прошла в десяти верстах от города железная дорога. Вор- валось с ней новое. В управах служащие—из других городов приезжие. Появи- лись на улицах извозчики. Раньше было их на весь город только восемь. Жен- щинам на извозчике ездить считалось зазорным. Только те, с тайных стыдных улиц, ездили. По вечерам гостей заманивали. А теперь вытянулась в ряд у ба- зара извозщичья биржа. И не только замужние, девушкя садились без стес- ненья в их. экипажи. Раньше одиноко светил на главной улице, где городская управа и винный скпад, керосинокалильный фонарь. Теперь „панель" освети- лась электрическим светом. Его ровное, холодное сияние разлилось в учрежде- ниях и богатых домах. Выстроили общественное собрание. Из чайной общества трезвости любители в него играть перешли. После революции появились политические партии: кадеты эсеры, меньше- вики и при них одии большевик. Все больше служащие земской и городской Управы. Начальник новой тюрьмы в меньшевики записался. Большевик Шере- метев приехал после февральской революции агрономом в уезд. Когда на фронте июньское наступленье было, его арестовать хотели. Новая управа не дала. Меньшевики да эсеры, теперь локти кусают. Вместе со всеми пиво, им заваренное, пьют. Заводов в городе не было. Занимались люди торговлей, хозяйством и службой и больше всего любили мирное житие, Было три сосло-