Сибирские огни, 1922, № 4

доске с фамилиями жильцов поправьте: не мировой посредник, а народный судья. Народный... Пожалуйста, не перепутайте. Уж я на вас буду надеяться... — Да, от мирового морщился, вот в народных-то попляши. Умиленная жалость от этой мысли родилась. Ведь человек-то какой был! Единственный настоящий дворянин в городе. Богатейшие купцы, как милости просили побывать у них на именинах или в Христов день. Гордились знакомством с ним. В гостинице единственный номер в две комнаты ему Иван Васильевич с радостью предоставил. Еслиб не платил, так и то рад был-бы приют ему дать. Для гостиницы аттестация: „Сам Холод- ковскй живет*. Обстановку свою поставил, барскую. Из губернского города до- ставили. Из дверей аромат не то, что у других. Заграничными духами, крепкими. Нижнее белье, к слову, и то лестно прачке для стирки передавать. По всему городу рассказала. — Ну и живет у Ивана Васильевича барин! Белья—сменов двенадцать! Подштанники, и те на поясу с вышивкой. Теперь жалко. Шубу барскую боится надеть. В ватном, как учителишка какой, а то в тулупе простом выходит. Иван Васильевич, к двери приближаясь, ступать нежнее стал. Хотел ле- гонько постучать да женский голос у Холодковского в номере услышал. — Не время, значит. Пускай позабавится. Вдругорядь. И также осторожно отошел. Я Холодковскому Лилли сегодня мешала. Огрубела, что ли? Часто вспоми- нал: зовут по настоящему Якулина. В Лилли переделал. И казалось шло к ней. Откуда-то у мещаночки этой прямая линия лба и носа. И рот, как у богини мраморной. Сама тоненькая и высокая. Недоростков не терпел. Породы нег в них. Сегодня почему то напоминает ту ступу на дворе. Совсем другая, а все же общее... Ну, конечно! Говорит: „калидор", .митинг", „сходственно*. Чай из чашки научил пить. Не наливать в блюдце. Я глотает сейчас громко. С хлю- паньем каким-то. Пирожное жует, как кашу. Нет, огрубела! В голосе тоже сверлящие нотки. — Зачем красный галстух нацепила? Портниха, а одеваться не научилась... Удивленно посмотрела на свое ловкое синее шерстяное платье. На узкие ноги в высоких ботинках. Что нашел? Сегодня заказчица—докторша говорила: — Какая вы всегда изящная! Просто и красиво. Я красный галстучек?.. Ведь, такой маленький! — Так носют, синее с красным. В модном журнале .. — В журнале за пятьдесят копеек... Вот нож, очисти яблоко и ра зрежь. Неопрятно так кусать от целого. Четкие на молочном белом лице черные брови сдвинула, и яблоко в сто- рону отложила. С норовом. И это раньше ценил, как признак темперамента. Теперь раздражает. Но пересилил себя, улыбнулся. — Капризуля... Ну, расскажи о себе. Что эти дни делала? Разгладила лоб, синими глазами на улыбку ответила. — Вчера в исполкоме красные флаги шили. Самый главный, этот, как его, впереди, как херугву, носют... Вышивали шелками на нем: пролетарии всех стран, соединяйтесь. Завтра в союзе на красногвардейцев белье шить будем. Я в союз иглы записалась. Мама боится, а теперь без этого нельзя. Работать, говорят, запретят. — Разве тебе не хватает моих восьмидесяти рублей ежемесячных? — Я дороговизь-то какая? Нас тоже пятеро ртов-то. Я работаю я одна. Маме уж куда? Стряпает то уж кое-как, через силу. Я те малы еще. Увидала, поморщился. Поспешила успокоить. — Да я не к тому! Мне прибавки не надо. Брезгливо подумал: — Удивительный цинизм! Будто к жалованью прибавку. Я ведь, кажется, искренно привязана ко мне. Примитивные чувства, грубо матерьяльный подход ко всему...- Да, „пролетарии"... И такие кричат нам „долой"...