Сибирский парнас № 2, 2021

178 потерю человека, за деятельностью которого пристально следил (на спектаклях «Белой гвардии» побывал, по ряду свидетельств, много раз). В квартире покойного раздался телефонный звонок: «Зво- нят из секретариата товарища Сталина, это правда, что умер Булгаков?» – «Правда», – ответила Е. С. Шиловская. Спустя пять дней Елена Сергеевна получила от Александра Фадеева, встречавшегося с больным Булгаковым накануне смерти, письмо: «Мне сразу стало ясно, что передо мной человек поразительного таланта, внутренне честный и прин- ципиальный, очень умный, с ним, даже тяжело больным, было интересно разговаривать, как редко бывает с кем. И люди по- литики (читай Сталин. – Ю. К.) , и люди литературы знают, что он человек, не обременивший себя ни в творчестве, ни в жизни политической ложью, что путь его был искренен, ор- ганичен, а если в начале своего пути (а иногда и потом) он не всё видел так, как оно было на самом деле, то в этом нет ни- чего удивительного, хуже было бы, если бы он фальшивил». Эти слова принадлежат одному из самых больших литера- турных «генералов» советской словесности. Всё понимал, но ничем не помог. И не мог помочь он, видевший в 40-м «всё так, как надо». А когда позже увидел тоже всё «не так, как надо», не смог удержать себя в жизни. О блаженство, даже самому страшному времени говорить в глаза только правду! И никогда не изменять ей. Пустота, шу- ньята, покой, нирвана – это в буддийской метафизике гавань всех человеческих устремлений. Гавань блаженства. Оттого истинные творцы выше всех наслаждений жизни ценят на- слаждение творчества. Но им мало одной такой гавани, они, мятежные, ищут покой в буре. Почему? Потому что нирвана (безветрие) предполагает вторую свою грань – бурю. Без неё человек слабеет. Лучше всего это понимал и выразил Пушкин: