Сибирский Парнас, № 2, 2019

212 СИБИРСКИЙ ПАРНАС крементов тоже, а по примятой траве они ещё не научились определять вид животного. Но наступало утро, короткий завтрак с кусочками рыбы или овсяной каши, горячим крепким чаем, надевали резиновые сапоги от укусов змей, на плечи брезентовый плащ от дождя, и опять садились за вёсла. Руки к ним давно так привыкли, что, казалось, они к ним прикованы навсегда, как руки рабов на древнеримских галерах. За очередным поворотом показался высокий берег и силу- эты домов. Но никто не встречал их на берегу, как обычно бывает на севере – ни люди, ни собаки. По пологому спуску зашли наверх. Пусто. Улица в один ряд, параллельно руслу реки. Бывшие огороды заросли высокой крапивой и малиной. Кусты красной и чёрной смородины разрослись в большие куртины, а на малине висела спелая рясная ягода, но берё- зы, любящие плодородную землю, ещё не успели освоить оставленные людьми территории. Значит, жители покинули деревню не более трёх-пяти лет назад. Даже визуально можно определить, какие дома покинуты раньше: они уже были без сенок, столов и лавок и даже одной из стен, вероятно, шедших на дрова оставшимся жителям, надеявшимся на какое-то чудо. «Вот что-то изменится, вот-вот… – думали они, – вернётся муж к жене или сын к родителям, и снова дом наполнится голосами». Дома, брошенные недавно, ещё добротные с русскими глинобитными печами, на некоторых остались обрывки сит- цевых занавесок, которые когда-то закрывали детей, вернув- шихся со снежных горок, продрогших и мокрых, или спящих стариков на тёплом глиняном ложе. В запечке лежат ухваты и стёртые от частого употребления деревянные лопаты, которы- ми хозяйки совали на выметенный под печи круглые караваи подового хлеба и доставали их, умело стряхивая с лопаты на