Сибирский Парнас, № 1, 2019

165 Выпуск 1 (10) – Простите, – негромко сказал он. – Театр и мне вскружил голову. Удачи Вам. Без неё здесь не выжить. По-военному развернулся и вышел. Нина отёрла руку о платье и подумала, что уважение к женщине рождается её неприступностью. Прошло более двадцати лет... Я маленькая, трогаю бабушку за руку и, показывая на шрам, спрашиваю: – Отчего это? – Пустяки, – отмахнулась она. – Просто надо быть осто- рожнее со стеклом, как я тебя всегда предупреждаю. Мне шестнадцать. Я узнаю, что многие из моих родствен- ников репрессированы. Кто-то расстрелян, включая моего деда Носкова Ивана Ивановича, кто-то отсидел по лагерям. «Это память о зоне. Осколком поранилась», – приоткрыла мне часть правды бабушка...  Мне почти тридцать. Я уже ровесница возраста бабушки в конце 1939 года. У меня муж и дочь. И тут я узнаю до конца истинную историю этого шрама. Бабушки давно нет, а шрам перебрался в моё сердце и всё болит. И я и не хочу, чтобы он зарос, а боль ушла. Тогда я просто потеряю себя. Лялька. Оборванное детство «...о невинно убиенных  забывать нельзя – память о них впеча- тана в Мемориалах–Пирамидах. Они, как вехи, знаменуют этот долгий-долгий путь наш к СВЕТУ! А сами ВЕХИ будут восприни- маться как МАЯКИ, которые ведут  ЧЕЛОВЕЧЕСТВО к цели!» Светлана Мрочковская-Балашова Она сидела в уголке между железными кроватями, стоя- щими одна над другой – потом она узнала, что их называют двухъярусными, и смотрела на слабо горящую одинокую