Сибирский Парнас, № 1, 2019

108 СИБИРСКИЙ ПАРНАС даже небо не выдержало: загремел гром, засверкали молнии, и дождь полил, как из ведра, так что каждый ноготок мне отмыло... Там, на скалах, просидел я до вечера. Дождь перестал, прояснилось небо, но я всё продолжал сидеть. Думал и пере- думывал всю ночь, пока утренний холодок не прояснил мне мозги, и решил я распрощаться с аллахом. Не хотел я больше возвращаться в кротовую нору, подгрызать корень за корнем – за десятку. Не желал больше впустую драть глотку с минарета! И тогда – о, ага! – произошло чудо: зашумели деревья, за- пели птахи, всё вокруг озарило утреннее солнце, и мне так вдруг захотелось спать, что я проснулся лишь тогда, когда до захода оставалось не больше двух стрекал. Нынче утром пришёл я к мюфтие и сказал, что прошу ос- вобождения от сана. И всё бы обошлось мирно и тихо, если бы бородатый не разорался, что, мол, ждёт меня на старости лет голодная смерть, что на том свете гореть мне в адском огне и чего ещё только не наговорил. Только ведь и я из той породы буйволов, которые, если потянут соху, не остановятся, хоть в щепки разлетись. Как только рассветёт – вернусь в село! Поднимусь на минарет и закричу оттуда, что Асан-мулла не желает больше быть муллой. К дьяволу молитвы, рамазаны, курбаны, аллаха и его пророка! Не хочу больше вприщурку на солнце смотреть и глазеть на людские пупы! Асан-мулла замолчал, не проронив больше ни слова. Окош- ко давно уже посветлело. В его верхнем правом квадрате отчётливо вырисовывалась белая от цвета яблоневая ветка и птаха на ней – красношеяя птаха, которая чирикала свою предутреннюю песню в таком опьянении и забытьи, словно впервые встречала новый день.