Сибирский Парнас, № 1, 2019

107 Выпуск 1 (10) сердце занялось, слёзы подступили: «Ежели я в кротовой норе рождён, ежели я слеп по природе и не вижу – гвоздика ли, пшеница ли золотая, или пионы вянут по следам моим, так аллах-то куда смотрел? Почему не скрючил мне руку, когда я давал молодухе вместо опоры костыль подгнивший? Почему не закидал меня каменьями? Молнией не поразил? Если справедлив аллах, кому я шестьдесят два года поклоны отбивал, так что колени рубцами покрылись, то почему он этого не сделал? Почему?» Лишь на рассвете я задремал, и в полудреме явилась мне Себерина. Она подплыла медленно, как будто на голове держала яблоко, остановилась и склонилась ко мне. Её косы коснулись моей шеи, пушистые, сияющие, словно золото, душистые, мягкие, и – во сне ведь не знаешь стыда – я по- сягнул погладить их. И там, где пробор прямой белой дорож- кой, делил её волосы, ощутил... рану. Я отпрянул, но косы, обвившись вокруг моей шеи, стали душить меня. Я замычал, заметался и, лишь когда ударился головой о землю, пришёл в себя. И больше не сомкнул глаз. Ни в эту ночь, ни на следую- щую. Приходили люди, что-то говорили, уходили, но для чего приходили и что говорили, я знаю столько же, сколько и ты. Извела меня бессонница, стал я вроде тряпки – той самой ветоши, которой наши бабы печь выметают, когда хлеб пекут, и было мне всё равно – жар сгребать или в грязном ведре полоскаться. На третий день не выдержал я и отправился на Бузиновый камень – аллаха вызывать, вопрошать его! Бузиновый камень высоко, в лесу. Взобрался я на скалу и закричал, словно сумасшедший, чтоб он снизошёл, со мной расквитался. Такие богохульства изрыгал, что, если б и вправду существовал аллах, от Асана-муллы мокрого места не осталось бы. Кипятился, сыпал проклятиями. Под конец