Сибирский Парнас, № 2, 2018

67 более не надо, только этот момент, когда в душу кольнуло, остановить. Я же рисую вроде долго, целый день, но один запомнившийся миг, один взгляд. Вовка не говорил о своём хобби – «пишу», хоть и работал красками. Вот рисует он, и всё тут понятно и доступно. – Я его, этот момент, меня поразивший, поймал и целый день, а то и два, им живу, его неизменность помню, только в него вкладываюсь. И, гляди, иногда так здорово получается, просто сердце захоластывает, как хорошо! Восторженный художник совал измазанный лист соседу в руки и, улыбаясь, ждал. Тот, всю жизнь занимающийся сви- ньями на колхозной свиноферме, не понимая радости Вовки, смотрел на рисунок, вздыхал и выдавал: – Ну, красиво… Токо, где жизня здеся, не вижу. Ну вот – земля, дальше, вроде море, тама снова, как бы, серо… На- рисовал бы человека какого с краю, или на крайний случай бабу цветную вдалеке. А то можно и свинью! Тоже ведь какая ни есть, а жизнь, не отнять… Вовка, закипая глазами и сдерживая крик, уже в сотый раз, как было почти всегда, объяснял: – Зачем сюда баба, объясни мне, глупому? Или ещё хлеще – свинья живая? Тут же и так, без этого всего, жизни полно, свободы, воли… Красок, в конце концов! Сосед нервно вскакивал, часто ступая пробегал до калитки и уже оттуда выкрикивал: – Да пошёл ты, художник! Волю он рисует, свободу… А жрать ты чего будешь, когда приспичит? Вот и я про тоже… А то душа-а!.. Да кишки прижмёт, ты и не вспомнишь, где она у тебя живёт… душа. Он не оборачиваясь убегал домой, забыв, что навещал «ху- дожника» с предложением всего лишь съездить в выходной по дрова. Вдвоём-то оно сподручнее…