Сибирский Парнас, № 2, 2018

128 СИБИРСКИЙ ПАРНАС душу. Она прямо сейчас здесь бы упала, но хозяин быстро указал ей на стоящий перед ним стул, и женщина осела на него. Некоторый момент они молчали. Паруша нашла в себе силы и взглянула на комиссара. Худощавый, бородка кли- нышком – совсем не то, что говорила Терентьева. Он более походил на тот серый портрет, что висел над ним. – Ну, я вас слушаю, – сказал то ли портрет, то ли кожаный. – А этот есть, – выдавила Паруша, инстинктивно проведя рукой по своей голове. – Товарищ Иванов? – догадался кожаный, – а вы, гражда- ночка, с какой целью интересуетесь? – добавил он грозно. Женщина вздрогнула и засуетилась, боясь, что обидела хозяина кожанки. – Да ничо, милок, ничо. Я просто так, прости уж, ради бога, – и снова осеклась. – Ты тож вон видный какой. Я чего пришла? И Ермоленкова стала рассказывать комиссару про своего хорошего, милого Коленьку, как забрали его ни за что, а винтовка эта Кузьмина поганого, а мы-то завсегда за нашу новую Советскую власть были. Комиссар молчал, слушал, что-то чиркал на листочке. Па- руше показалось, что даже как-то сочувственно слушал. Она осмелела, развернула из цветного платочка золотые серёжки, что подарил муж на день рождения Коленьки. Комиссар по- вертел подношение в руках и вернул обратно. – Ладно, иди, гражданочка, по добру, по здорову. Советская власть разберётся. На следующее утро женщина бежала к сыну в тюрьму чуть ли не на крыльях. – Отпускают? Отпускают? Когда отпустят? – всё выспра- шивала она пожилого охранника. Передачу он взял, но сказать про Коленьку ничего не сказал.