Сибирский Парнас, № 2 (3), 2017

167 Выпуск 2(3) культурным атташе России в Париже и культурным атташе Франции в Петербурге. Ни один дипломат, по утверждению российского профессо- ра Звигальского, не сделал и не мог сделать столько, сколько этот талант, чтобы наладить процесс взаимного познания и обогащения двух течений в европейской культуре. К сожалению, при большом желании я не смог заглянуть в Буживаль—последнее дворянское гнездо Тургенева, которое ныне превращено в музей. Что ж — довольствуюсь проме- нажем, иду и иду по самой роскошной улице Парижа — всё ближе и ближе Триумфальная арка. Вот если бы я жил в марте (28-го) 1920 года, то, определённо, в сухощавом человеке опознал первого российского Нобелевского лауреата Ивана Бунина. Тогда, как и сейчас (28.12.99), в городе на Сене ярко светило солнце, почти не затянутое облаками. Откуда такая уверенность? В марте и декабре обычно над Парижем погу- ливают облака, приносящиеся ветром с океана. Так вот, Бунин по этой же самой роскошной улице неторопливо шёл мимо множества русских, мимо лотков с удивительно душистым и вкусным хлебом, мимо витрин, кричащих сумасшедшим блеском ювелирных изделий. Россиянка, талантливая писа- тельница Надежда Тэффи, уже получившая вид на житель- ство в Париже, чуть позже свидетельствовала: Бунин долго с платоническим интересом изучал содержание магазинов. Его интересовалишёлковые галстуки, хрустальные флаконы, мяг- кое нижнее бельё, модные костюмы и платья, десятки сортов колбас, розовые окорока от Феликса Потина и бриллиантовые ожерелья в зеркальных окнах господина Картье… Бунин шёл не ради любопытства — в первый день приезда он направился в дом №77 по рю де — Гриннель, в русское посольство к Кандаурову и князю Кугушеву, за видом на жительство в Париже, хотя, собственно говоря, жить было