Бернштейн А., Время и дела Александра Курса_Киноведческие записки № 53 - 2001_с 260-289

ги, Яков произносит свою главную фразу: «Эх, одни убытки». У Чехова, пожа­ луй, лучше рассказано о страшной нищеге Якова, о бездушном отношении к нему со стороны «русских братьев». Правда, Курс вводит зрителя в старую избу гробовщика с надписью на дверях: «Гробы всякие» и дает прочесть его тетрадь с записями об убытках. В сценарии Яков жалуется: «О, чтоб вам прова­ литься, ироды, никто умирать не хочет, быки здоровые!» Все это заставляет почувствовать атмосферу жалкой угнетающей жизни, которая рождает и сле­ пую злобу, и ненависть к иноверцам. После смерти жены Яков уже не прини­ мает предложения играть на свадьбе; Ротшильд настаивает, но скрипач набра­ сывается на него с кулаками: «Житья нет от пархатых». «Но вы, пожалуйста, потише,—отвечает флейтист,—а то вы у меня через забор полетите!» Ротшильд не злопамятен, у него доброе еврейское сердце, он говорит Шахкесу: «Как Яков страдает! Как страдает!» Тема искусства вдохновляющего, раскрепощающего человека, которое выше всей этой «суеты сует», в последних эпизодах сцена­ рия выходит на первый план. Больной Яков, готовясь к своей смерти, послед­ ний раз играет на своей любимой скрипке. Он играет, как говорит сценарист, «о пропащей убыточной жизни, о продажных обывателях, не желающих поды­ хать, о реке, которую можно было сделать богатой трудом, о старухе, которую он никогда не приласкал, о Ротшильде, которого он обидел». Приходит Ротшильд, и Яков ласково подзывает его к себе, затем спра­ шивает: «Скажи, Ротшильд, будет на земле жизнь без убытков?» Он снова начинает играть, звуки его скрипки плывут над улицей, а лицо флейтиста делается «скорбным, страдальческим, восторженным». И Ротшильд, и Яков плачут. Искусство соединило их. Умирая, Яков спрашивает себя, почему люди мешают друг другу жить, зачем он обидел Ротшильда. У постели уми­ рающего появляется Ротшильд, и Яков, с трудом подняв скрипку, отдает ее Ротшильду. (У Чехова Яков просит священника передать скрипку Ротшиль­ ду.) Сценарист придумывает такой финал: в базарном трактире Ротшильд играет уже не на флейте, а на скрипке—играет тему и мелодию Якова. Его внимательно слушают крестьяне, мастеровые, извозчики, горбатый буфет­ чик. Мелодия разрастается. «Вздрогнули, раздвигаются стены трактира. Ротшильд уже на возвышении. Перед ним в далекой долине—очертания невиданных зданий, аллей, мостов, колоннад, каменных лестниц, по боль­ шой реке проходят белые пароходы. Возникает множество человеческих лиц—люди слушают Ротшильда. И, кажется, что это уже не скрипка поет, а звучит радостный победоносный хорал». Поздней осенью 1937 г. в трехкомнатную квартиру А.Л.Курса на Чис­ тых прудах ночью пришли чекисты. Услышав звонок, Александр Львович сказал: «Это за мной ...» Потом арестовали жену, когда она принесла ему первую передачу в Лубянскую тюрьму, следующим для органов НКВД был сын Курса, студент исторического факультета МГУ. По известному сталин­ скому принципу «гнездо врага» было уничтожено. Курса расстреляли в конце 1937 года. Погиб яркий талант, только начи­ навший жить в большом творческом измерении. Историки литературы много лет писали о «курсовщине», «троцкист­ ской группе в журнале «Настоящее», «троцкистско-кулацком объединении в Сибири». К величайшему сожалению, Курс сегодня совершенно забыт,