Бернштейн А., Время и дела Александра Курса_Киноведческие записки № 53 - 2001_с 260-289

хольда за смелое переосмысление классики, а С.М.Эйзенштейна—за новатор­ ство в кино. Говоря о новой и прогрессивной советской литературе, они назы­ вали Бабеля, Третьякова, Асеева, Пастернака, Шкловского, Веселого, Уткина, Олешу, Зощенко, Тынянова, Светлова и многих других. Но они не принимали Есенина, Клюева, Замятина, Гумилева. Воззрения Курса как художника были намного шире его литературо­ ведческих взглядов. В нем происходила болезнь роста, жила одержимость в поисках нового, он даже, как и Маяковский, недолюбливал А.В.Луначар­ ского за его призыв вернуться к классическому наследию. Как известно, В.Маяковский резко выступал против Максима Горького, объясняя это тем, что «Горький—это традиция», что из пролетарских писателей «не должны появляться Горькие и Толстые». Поэт посмеивался над словами «Наши до­ стижения»—так назывался созданный Горьким журнал. Но у него не было никакой враждебности по отношению к писателю. В 1926 году Маяковский прочел А.Л.Курсу написанное еще вчерне стихотворение «Письмо Макси­ му Горькому», где сожалел, что писателя «нет на стройке наших дней», уп­ рекал в утрате революционности и т.д. Опубликованное в январе 1927 года (журнал «Новый Леф») стихотворение поругивали и даже упрекнули поэта в «недопочтении» к великому писателю. По этому поводу он вскоре сказал: «Хотим мы иметь Горького в нашей литературе? Хотим. Имеем мы право упрекнуть его в том, что он от «Песни о Соколе» перешел к песне об уже? Можем мы восстановить призывное знамя своими собственными силами? Можем. Это есть... основа моего стихотворения о Горьком». В марте 1928 года А.Л.Курс, полностью разделявший эту позицию Ма­ яковского, поместил в «Настоящем» вполне мирную статью А.Алексеева о Максиме Горьком, в которой, однако, автор напомнил читателю о негатив­ ном отношении Горького к октябрьскому перевороту и упрекал в том, что он ничего не пишет о советской действительности. Всего лишь шесть лет тому назад Горького систематически обижали то Демьян Бедный, заявивший в «Правде», что писатель отравлен эсеровско- белогвардейским ядом и «неизлечим», то рапповцы, напостовцы, щеголь­ нувшие фразой: «Бывший Глав-Сокол ныне Глав-Уж» (которую подхватил Маяковский); над ним постоянно иронизировал Шкловский. В 1928-29 году на литературных баррикадах страны стало очень жарко, однако о литературе пока еще писали и спорили без боязни. Фадеев назы­ вал «Тихий Дон» «белогвардейским романом», Маяковский, Бабель, Курс не выносили писателя Бориса Пильняка, любимого Горьким. В открытый поединок вступили сибирские журналы «Настоящее» и «Сибирские огни». К сожалению, в литературные споры не всегда уместно вторгались маркси­ стско-ленинская фразеология, штампованные партийно-политические яр­ лыки: «классовый враг в литературе», «примиренцы с буржуазией», «пра­ вые оппортунисты» и т.д. Порой темперамент бойца и необычайно острое перо подводило Курса, который не был дипломатом и называл классовыми врагами в литературе таких талантливых писателей, как Замятин и Пиль­ няк. Однако все они были для него метафорическим образом литературно- | го противника, отказывающегося искать новые формы в искусстве, и это не читалось как донос, угроза и обвинение. Однажды осенью 1925 года П.Крас-