Советская Сибирь, 1999, № 179

Жизнь, непохожая 8 0 С О В Е Т С К А Я на сказку, похожая на жизнь Костина Елена Валерьевна, заведующая отделом писем и социальных проблем. Если бы я не простудилась в начале сентября, накануне кар­ тофельной страды и в разгар редакционной предъюбилейной суеты, то сейчас вопросы мне задавал бы Андрей Евгеньевич Нестеренок. Неутомимый коллега, решивший открыть чита­ телям альтер эго совсибирских журналистов, взял с меня слово, что с больничного выйду с готовым материалом для пятничной толстушки. И вот, закутанная в толстенный шерс­ тяной шарф, я сижу, склонясь над машинкой, пью чай с медом и думаю: о чем рассказать? Андрей непременно спросил бы о хобби, этим вопросом он журналистов затерзал. До того дошло, что редакционеры, у кого этого хобби нет вовсе, стали всерьез переживать: может, это неприлично — не иметь хобби. Мне полегче. Все, чем занима­ ются мои четырехлетний сын и шестилетняя дочь, и есть мое хобби. Вот стоит, свесив голову, фио­ летовый ослик. Мы чуть-чуть просчитались с выкройкой, и ослик получился чересчур голо­ вастым. А фиолетовый он пото­ му, что под руку попался кусок ткани от старой школьной формы, в мелкий рубчик, помни­ те? Психологи говорят, что фио­ летовый цвет свидетельствует о неуверенности в себе. Так что осел у нас очень умный, но рас­ терявшийся. Вчем виноваты, на­ верное, я и российская действи­ тельность. А еще мы собираем народные сказки. На книжных полках в детской — цыганские, монгольс­ кие, французские и другие ска­ зания, легенды, притчи. Недавно мне попала в руки замечательная книга — «Мифы и сказки буш­ менов». Ее мир, таинственный, насыщенный африканским ко­ лоритом, заполнил наши вечера на две недели. Если бы Андрей попросил меня рассказать самую полюбившуюся из буш­ менских сказок, я выбрала бы эту. В давние времена Луна при­ звала черепаху и велела ей пере­ дать людям такие слова: — О люди, какя, умирая, снова возвращаюсь к жизни, так и вы, умерев, воскреснете! Черепаха отправилась в путь, но шла она так медленно, что по­ забыла послание, и решила вер­ нуться к Луне. Луна очень рас­ сердилась на бестолковую чере­ паху и отправила к людям зайца, сказав ему те же самые слова. Заяц бежал быстро, но, увидев вкусную травку, остановился по­ обедать. И все позабыл. Однако он побоялся вернуться и прогне­ вать Луну. Прибежал заяц к людям и сказал: — О люди, вы умрете, и умрете навсегда! Вскоре приползла черепаха и стала спорить с зайцем, кто из них правильнее передал посла­ ние Луны. Люди не поверили че­ репахе, а на зайца рассердились: один человек бросил в него кам­ нем и разбил зайцу губу. С тех пор люди умирают. Меня в этой сказке не столько привлек оригинальный ответ на сакраментальный вопрос чело­ вечества — почему живем один раз. Сказка, как ни странно, об­ ращена к работе журналиста. Если свести до простой формулы то, чем мы занимаемся в газете, то это обыкновенная передача информации. Не каждому выпа­ дает нести «благую весть», но, даже рассказывая о самых рядо­ вых событиях, не хотелось бы уподобиться ни одному из геро­ ев поучительной сказки. Не хо­ телось бы, а случается. Порой чувствуешь, как пробивается за­ ячья шерсть и отрастают уши. Один раз, например, я, что на­ зывается, слона не заметила. А «слоном» оказался... посол США в России. Это было два года назад во время визита Хиллари Клинтон в наш город. Я написа­ ла, что посол в Новосибирск не прилетел, а на самом деле все было несколько иначе. Случа­ лись идругие «проколы», за одни стыдно, другие вспоминаются с улыбкой. Слабым утешением служит то, что я не сделала «классической» журналистской ошибки: не похоронила живого и не оживила мертвого. Черепаший панцирь нисколь­ ко не приятнее заячьих ушей. Осознание этого ко мне пришло не сразу. Это было восемь лет назад, я только окончила отделение жур­ налистики Томского универси­ тета и первый год работала в га­ зете, в отделе писем. В пятницу, часов в одиннадцать, позвонила пожилая женщина с улицы Вату­ тина. Голос ее выдавал сильное нервное напряжение, порой срывался, и было просто невоз­ можно отказать в ее просьбе. Через полчаса я была в ста­ ренькой пятиэтажной «хрущев­ ке». Правда, пошли мы не к при­ гласившей меня женщине, а к ее соседу. Немощный, худой ста­ рик лежал на диване, прикры­ тый старым, дырявым одеялом. Никогда не забуду его лицо. Бледно-желтое, оно было похо­ же на выгоревший на солнце лист бумаги. Глаза, полуприкры­ тые веками, его не оживляли, они даже не выражали боли, хотя, по словам соседки, старик едва мог шевелиться потому, что у него была сломана нога. В этом возрасте кости плохо срастают­ ся. Подержав пациента некото­ рое время в больнице, врачи привезли его на «скорой помо­ щи» домой и оставили одного. Одинокого и беспомощного. Последующие три месяца о старике заботились соседки по подъезду. Поили, подкармлива­ ли, хотя он почти ничего не ел, беспокоили врачей местной по­ ликлиники. Одна из бабушек хо­ тела оформить опекунство, но какой-то мудрый чиновник ска­ зал ей, что для этого придется ей со стариком заключить брак. Старик угасал, а бабушкам никак не удавалось достучаться до людей, от которых что-то за­ висит. Тогда они и решили по­ звонить в газету. Связавшись с поликлиникой, я узнала, что участковый врач прием уже закончил и будет только в понедельник. Мы поре­ шили с соседками, что переждем выходные и вместе отправимся к врачам и в соцзащиту. А в суббо­ ту рано утром старик... умер. Некоторое время спустя, я все же изложила эту историю на бу­ маге. Написала и... не отдала в печать. Через два месяца Вале­ рия Евгеньевна Головина, мой старший товарищ, нашла мате­ риал на подоконнике и отругала меня. Когда статья вышла, позво­ нил собкор одной из централь­ ных газет и предложил переде­ лать материал: назвать «своло­ чей» по именам, тех, кто, недоле­ чив, бросил старика умирать, кто не хотел предоставить ему место в доме престарелых... Я отказа­ лась. Урок, который я вынесла из этой истории: уже через день, через час, может быть, поздно что-то изменить. Вскрывая каждый день све­ жую почту, читая жалобы на местную власть, на соседей, на несправедливый суд на государ­ ство, я всякий раз боюсь, что внутренний барометр даст сбой. Боюсь, не почувствую, что чело­ век дошел до последней грани, и завтра может быть поздно. Почему я об этом рассказы­ ваю? Наверное, потому; что не вижу смысла говорить о биогра­ фических мелочах: где родился, как учился... Героев своих мате­ риалов я стараюсь раскрывать через их слабости, через какие- то события в их жизни, которые сформировали личностные ка­ чества. В этом странном автоин­ тервью, по аналогии с автобио­ графией, было бы неверно от­ ступить от выбранного принци­ па. Поэтому я касаюсь собствен­ ных болевых точек. На вопрос о жизненном кредо я бы ответила: постараться не стать циником. И еще: я бы не хотела прийти к убеждению, что человек человеку все-таки волк. Перелистывая Бодлера, в этом, кстати, единственный плюс пре­ бывания на больничном — есть время нелюбимые книги, я натк­ нулась на такие строки: «Упадок или прогресс выразится в пол­ ном одичании человеческого сердца. Сын уйдет от родителей не в 18 лет, а в 12, побуждаемый преждевременно созревшей жадностью. Он уйдет не в поис­ ках героических приключений, не для того, чтобы освободить из плена красавицу, не для того, чтобы прославить возвышенны­ ми мыслями какой-нибудь чер­ дак, для того, чтобы основать со­ бственное предприятие, чтобы обогатиться и составить конку­ ренцию своему гнусному папа­ ше... Все, что не служит Плутосу, богу наживы, будет считаться смешным и нелепым...» Великий пессимист писал это в середине девятнадцатого века, в эпоху ста­ новления французского капита­ лизма, а будто бы вчера, и будто о нас. При всем желании журналис­ ту очень трудно избежать тем, которые мы еще недавно назы­ вали «чернухой». Этот термин устарел потому, что слишком многое покрылось черным нале­ том. Матери, продающие своих детей, внуки, убивающие стари­ ков с целью овладения их квар­ тирами, стали героями первых полос. Я уже не говорю о терро­ ристах, для которых подорвать жилой дом — будто выбросить смятый фантик, превратив людей, стены, скарб в кучу мусо­ ра. Коллеги, быть может, меня уп­ рекнут за то, что в рубрике, пос­ вященной юбилею газеты, я го­ ворю о болезненных вещах: но от этого не спрятаться. Чтобы не стать циником, надо сберечь в себе способность ви­ деть хорошее там, где все кажет­ ся серым. Для этого не нужно надевать розовые очки. Пару ме­ сяцев назад рассказала о парне, который из-за болезни потерял обе ноги. О нем забыли многие, государство, которое не очень печется о судьбах бывших детдо­ мовцев, милиция, в которой мой герой честно служил, соцзащи­ та... Что было делать — обвинять всех? Кричать: разве так можно? Присмотревшись, я заметила, что Саша все-таки не один. Рядом с ним — бывшая жена, с которой уже семь лет как расста­ лись. У Лены новая семья, она воспитывает двоих детей, живет небогато, но именно она стала опорой потерявшему себя в жизни человеку, бывшему суп­ ругу. Она достучалась в чинов­ ничьи сердца и выиграла бой с бюрократической машиной ценой больших моральных из­ держек. За строчками статьи прочитывалось, что настоящая ее героиня — эта маленькая, хрупкая женщина, та самая, что и коня на скаку остановит, и в го­ рящую избу войдет. А порой вдруг наткнешься на письмо... Бабушка из далекого села пишет, что и мужа война от­ няла, и дети осели в дальних краях, лиха хлебнула сверх меры, здоровье никудышное, ка­ залось бы, ложись и помирай. А она заприметила по соседству семью переселенцев из южной республики, голь перекатную, одежонку им кое-какую отдала, взялась ребятишкам варежки вязать. Соседи дров заготовили, с. огородом управиться помогли, и затеплилась снова жизнь в двухдомишках, и те, идругие не­ гаданное родство обрели. Над таким письмом любой душой от­ тает. Самый большой дефицит сегодня — дефицит положитель­ ных эмоций. И объяснять здесь ничего не нужно. С этим ощу­ щением мыживем. Мне хочется пожелать вам, чтобы, откры­ вая свежий номер газеты, вы утоляли не только информаци­ онный голод, но и эмоциональный, чтобы выбез потерь выхо­ дили из стрессовых ситуаций. Я же буду искать это в ваших письмах. ...Андрей Нестеренок непременно бы спросил и о планах на будущее. Я поделюсь задумкой: открыть в полосе писем руб­ рику, которая бы стала гаванью для больных одиночеством людей. Письма идут со всех сторон — и от молодежи, и от по­ жилых людей, рано овдовевших и отчаявшихся найти родст­ венную душу. Ф о т о С . Д Я ТЛ О В А .