Советская Сибирь, 1998, № 202

■ ■ ■ «мост-петушки» - ПУТЕШЕСТВИЕ В КЛАССИКИ П и с а т е л я В е н е д и к т а В а с и л ь е в и ч а н о л о г и и , « у г а д а л ч е р т » род и ть с я в Р о с - Е р о ф е е в а ( 2 4 . Х . 1 9 3 8 г. — 1 1 . У . 9 0 г . ) , к а к с и и . Х о т я , о пя ть ж е по П у ш к и н у , « н и з а и м н о г и х - н е м н о г и х д р у г и х с « д у ш о й и что н а с в е т е я н е х о т е л бы п е р е м е н и т ь т а л а н т о м » , с л е д у я п у ш к и н с к о й т е р м и - О т е ч е с т в о . . . » и д а л е е — по т е к с т у . . . П е р е ч и т ы в а я сейчас, сп ус т я поч ти 30 л е т после , написания и 8 лет — выхода и з подполья гениальную ер оф ее вск ую поэму в прозе «М осква—Петушки», см е ­ ешься, к а к дурак, наедине с кн игой вслух, одновременно смахивая с глаз горькие, очень горькие слезы. Слезы вековечного нашего отчаяния, беспросветной и б езот ­ ветной русской тоски: «Почему так?!» Что з а замкнутый круг, тра-та-та?! То, пон и м а еш ь ли, «верхи не хотят, а ни зы н е могут» жить... по -ч еловеч ески , то наоборот. (Кстати, эта цитат а не и з « о с н о в о п о лож ни ­ ков», а и з В. Ерофеева). Есть в России цензу ра — нет ни правды, ни справедливости. Это понятно. Н е т ц ен зуры — т о ж е н е т ни правды, ни справедли вости . Н е п о н я т ­ но. Н икакой логики: абсурд и тоска. Если р а з ве выпить и посмотреть на все это без о б р а з и е ч е р е з к а к у ю - н и ­ будь, ка к говорят, «призму». Это т ож е кос венная цитата из поэмы. Но с к аж и кому, читавшему «Москва—Петушки» (а эт о о б я з а т е л ь н о долж ен быть человек «с совестью и вкусом», к а к и главный герой, Веничка Ерофеев, — т е з к а и аКег едо автора), расплывется тот читатель в улы бк е с олнечн ой : «А-а-а, Веничка...». Мол, н е т в наш ей р о с с и й с к о й ж и з н и счастья , но все р а в н о она п р е к р а с н а . П р е к р а с н а т а ­ лантами, великой своей л и ­ тер ат у р о й . И н ач н е т эт от вопреки « текущему моменту» улыбающийся читатель перечислять любимые свои э п и зо д ы по эмы: «А помнишь? А здорово?..» Помню, помню: что касае т с я м еня , т о о б о ж а ю ут ­ р енн ий Веничкин разговор с ангелами, кот орые состр ад аю т и о п е к аю т грешника, споспеш ествуя н а и ск о р ей ­ ш ей его опохмелке... Какой ритм, интонация! Что-то а к ­ вар ел ьн о е , п р е д р а с св е тн о ­ зы бкое, н е п о з е м н о м у н е ­ ж н о е , т р о га т е л ь н о е , будто д е т с к и й сон... Или многос т р а н и ч н а я ж и в о п и с н а я ф р е с к а о н р а в а х велики х люд ей и и с т о р ии м ировой культуры, которую в общем ва гоне п о е зд а «М осква— П е т уш ки » на глазах и зум ­ л е н н о й публики ва я е т некто, «шибко начитанный «в ж и л е т к е» . И его ж е р е зю ­ ме: «Да, да! Я очень люблю читать! В мире столько п р е ­ красных книг! Я, например, пью м есяц , пью другой, а потом в о з ьм у и п рочи т аю к а к ую - н и бу д ь кн и ж к у , и т ак хо р ош а пок аж е т ся мне эта книжк а, и так дурен к а ­ ж у с ь я с ам себе , что я с о ­ в с ем р а с с т р а и в аю с ь и не могу читать, бросаю кн и ж ­ к у и н а ч и н аю пить: пью месяц , пью другой, а потом...» А ка кие чудные здесь л и ­ рические сцены! Ведь ехал- то Веничка из Москвы в Пет ушки к возлюбленной — к р а с а в и ц е с р ы ж и м и р е с ­ ницами и «косой до самой попы»... Но нет, все это, к ак сказал бы Венедикт Ероф еев , обман и самообольщение: не т оль ко эт и эпизоды я люблю, но и други е — все 130 страничек этой тонень ­ кой книжечки — классика. И д ел о н е в хиханьках-ха- ханьках. А в страдающей и и зм а т ы в аю щ е й с ебя ф и р ­ м енным интеллигентским с ам о ан ал и зом личности героя. И хотя внешне он прост и неприметен, как сто р а з по сто «тысяч други х в России», нутром чувствует та самая вагонная, жи зн ью и з ­ мотанная Россия его отдельность и «инакостъ». И норовит отомстить з а «отрыв от масс». Вот так и мается ис- покон у нас на Руси человек со «вкусом и совестью»: власть к а к т а к о в у ю полюбить не могущий и потому властями г онимый и в н а р о д е «без остатка» не р а с тво р яю щ и й с я . П о к а не найдет прежде с р о к а свою смерть... Вот монолог: «Если хочешь идти налево, Веничка, — иди налево. Если хочешь направо — иди направо. Все равно т ебе некуда идти. Так что у ж лучш е иди вперед, куда глаза глядят... Кто-то мне говорил когда- то, что умереть очен ь про ­ сто: что для эт ого надо со р о к р а з подряд глубокоглубоко, к а к т олько во з ­ можно, вдохнуть и выдохнуть столько ж е из глубины сердца, и тогда ты испуст иш ь душу. М о ж е т быть, попробовать? ..» И г ерой поэмы «Москва—Петушки», опублик о ­ ванной еще при ж и з н и а в ­ тора, и герой пьесы «Шаги командора», вышедшей вскоре после его ухода (В. В. Ерофеев умер от давней тяж е л о й болезни) , погибают от рук подонков, настолько ж е т упы х и злобных, н а ­ скольк о безликих (даже не М артынов , д аж е не Д антес!) и неумолимых, к а к рок . Это, б ез сомнения, з н а к самоощущения В. Ероф е ев а в контексте великой р у с с к о й л итературы . И зд е сь нет гордыни. О том, что Венедикт Васильевич был фантастически образован (в истории, литературе, е с т е с т в о з н а н и и и проч.), с вид е тельс т вую т его т е к с ­ ты, свидетельствуют люди, его знавш ие. Вот что говор и л О Е р о ф е е в е академик, известный математик Б. Н. Делоне: «Временами я, выр о сш и й в д о р е в о л ю ц и о н ­ ной п р о ф е с с о р с к о й семье, чувствую себя рядом с ним просто д и к а р е м !». И эт о п р и том, что не было у Венедикта Ерофеева ни одного (из пяти вузов) з акон чен н ог о высшего образования. А работал он ист опни ком , милиционером , п р и е мщ и к о м посуды, бурильщиком, д есять лет про ­ кладывал кабель для связистов, где на о т р е з к е Ш ер е ­ м е ть ев о—Лобня меньше чем з а два м есяц а написал свою гениальную поэму. С обрания сочинений он не изва ял — не успел. Совсем н ед а вно в столице вышла 400- страничная книжка, где собраны философ ские эссе и проза писателя. В наше фантасмагорическое время совсем недавно появился на Курском вок з а л е в М о ск в е и настоящий памятник многолетнему представителю андеграунда. Диво! Ведь для многих и многих в России Ерофеев пока, к сожалению , н е в е ­ дом. Но, к ак любят у нас говорить: «Время все расстаТОЧКА З Р Е Н И Я З Н А Ч И Т , Ж И В У ! З а ч е м мы чи т а е м ? У ч е б н и к и , п и с ьм а , га зе ты , к н и г и . У ч и м с я , у з н а е м н о в о с т и , и н т е р е с у е м с я ум е л о п о д а н н ы м и и н ф о р м а ц и я м и р а з л и ч н о г о т о л к а , у в л е к а е м с я о п и с а н и я м и ч е л о в е ч е с к о й ж и з н и во всех е е п р о я в л е н и я х о т р о ж д е н и я д о к о н ­ ч и ны , с м е е м с я и п л а ч е м в з а в и с и м о с т и о т н а с т р о я п р о и з в е д е н и я , н а с л а ж д а е м с я л е г к о л ь ю щ е й с я х у д о ж е с т в е н н о й п р о з о й . У ч и м с я , н а с л а ж д а е м с я , в о л н у е м с я , п о д т я г и в а е м с я . . . Читаю м н о го , без ра збору . Незначитель- хищному прыж ку исполнителям... К н и г о ч е й Н а з в а т ь А л е к с е я А л е к с е е в и ч а Г а л а я , д и ­ р е к т о р а З ю з и н с к о й с р е д н е й ш к о л ы Б а р а - б и н с к о г о р а й о н а , л и ш ь к н и г о ч е е м — это з н а ч и т с к а з а т ь о е г о п р е д а н н о с т и и п р и в я ­ з а н н о с т и к р у с с к о й л и т е р а т у р е с л и ш к о м м а л о . Его д о м а ш н я я б и б л и о т е к а — о д н а из л у ч ш и х в р а й о н е . А у р о к и л и т е р а т у р ы в с т а р ш и х к л а с с а х — м а л е н ь к и е н а у ч н ы е к о н ф е р е н ц и и по с е р е б р я н о м у в е к у , с о в р е ­ м е н н о й п р о з е . П р и ч е м н а « у р о в н е » з д ес ь все: и уч и те л ь , и у ч е н и к и . Ф о т о В. К ОРО Т КО В А . вит по своим местам». И пам я тн и к зд е сь не главное. Только в р е м я рассудило, что, о казывается , между Чеховым и Вампиловым не было у на с кл ассиков-драматургов. И если пристально посмотреть вдаль, между Веничкой и великими тоже — «поле, р у с с к о е поле». Б е р у смелость утверждать. К а к у т в е р ж д а л Ерофеев, что никогда не дойти ему до Кремля: судьба выносит его и з любой т о ч к и столицы только на Курский вокзал: «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел». М ож е т быть, и к лучшему... * Т ат ь я н а Ш И П И Л О В А . ное отсеивается, забывается, остается основное, з апоминающееся, бьющее своей необычностью . Умышле нно не называю авторов и заглавий их произведений: не задавалась целью обширног о, глубо ко го , дот ошного анализа романов, повестей, рассказов. Попала мне в руки трепаная-растрепаная к н и ж к а , что, кста ти , л естно для автор а. .. Трудные шаги первых крестьянских объединений. Ка торжная весенняя пахота. В упряж ­ ках — коммунары. На счастье, неслыханный урожай. Осенью з л о д е йс ки й п о д ж о г с к ир д хлеба. Спасти ничего не удалось. За нескольк о минут у пожарища поседел двадцатишестилетний председатель коммуны , сам из крестьян. У читателя остается чувство солидарности с комм ун а рам и , хочется пожелать им кр е п ко встать на ноги, вопреки проискам з ло б с тв ую щ и х недоброжелателей. Д ру гая зачитанная к н и ж к а (Лазарь Кокышев , растерзанный подонками в скве ре Но во кузн е цка ) об алтайском овцеводческом сов х о зе . Война. Д е в о ч к и - п о д р ос т ки с отарой в горах . С большим интересом сл еж у за маленькими успехами, победами юных ча банов , соч увствую им в их неудачах, плачу вместе с ними над постигшей их бедой. А беды — одна за д ру гой ... Из всех пр очитанных мною к н и г о военных годах бол ьше всего поразила, ударила в сердце небольшая по объему кни га нашег о зем л я ка Петра Дедова «Бер ез овая ел ка» . Убиты души, смертел ьно ранены сердца... Если бы все правители на планете признали эту кни г у настольной — м о ж ет , и призадума лись бы. Перечитывая «Поднятую целину», с удивлением об ­ наружила, что клятый ныне Макар Нагульнов вышел из заж и т о ч н о й семьи. Видя, к а к частная собственность съедала все человеческое в душе к рестьянина (его отец убил соседа из-за неск о л ь ки х гнезд картофеля, подрытых свиньей), Макар навеч но возненавидел жадность , патологическую привязанность крест ья нина к своему хозяйству. Потому и ожесточился, и «перегибал». Последние ж е пр оизведения постаре вших представителей так называемого соцреализма вдруг пахнули ладаном. Удивительно, к а к быстро воинствующие атеисты повернул ись (перевернулись?) лицом к Богу! Знако млюсь с тоненькими, ма ло еще читанными томиками, журнальными и газетными публикациями последних лет. Крити ки еще не навешали ярлыков на многоструйные направления современной литературы. Нет еще «куче к» . Начну с произведений нашей нецивилизованной , варварской , люд оед ской страны. Без кавычек. Так нас теперь (чуть не сказала «теперя») аттестуют и иностранцы, и наши собственные д об ро хоты, угревшиеся в тепленьких з аморских гнездышках. Перелетные птицы. ... Вот зловещая атмосфера к а к о го - т о сборища, не то партсобрания, не то учено го совета. В заднем ряду сидит вампирского вида ж а ндармский чин (вроде бы к а к представитель КГБ, надо думать). Неподалеку от него преданные холопств ующие исполнители не с пу с к аю т с е го сытой лоснящейся морды с воих нечистых гла з. Ж а н д а рм с кая морда провожает взглядом оч ередного, не у год ного ему орат ор а, сход ящ е го с трибуны, чуть заметно кивает к а к бы приготовившимся к Следующая повесть. Тоже с претензией на обо бщ ающ и й э зо пов с кой язы к. Ги гантская рука с неба преследует маленького советского человечка из породы «винтиков». ... К о е - гд е пр оскальзывают домыслы о том, что Отечественная война 1941 — 1945 г.г. была сплошной ош ибкой, не было-де н и ка ко ­ г о патриот изма , г ер ои з м а и д а ж е победы. Всюду, мол, действовали только штрафники под страхом смерти. Не война, дескать, была, а од н о преступление, пьянство и разврат. А комбаты отсиживались под кустиками и пистолетом выгоняли солдат из окопов в атаку. Договор ились до того, что не на той стороне бар ри кад надо было сражаться. Известный писатель, воспитанный сов е тской школой , благод арит судьбу за то, что не загубил ни одну христианскую, хоть и вражес кую, душу, всю войну охраняя Кремль. А мой отец был убит под Москвой . А мой м уж прежде времени скончался от последствий контузии, полученной в Прибалтике. Что тут добавишь? С гадливостью прочла довольно толстеньк ую к ниж ицу закор до нн о го «осведомителя» Эдуарда Тополя «Ч уж ое лицо». Не сочла н ужным сохранить е го «инко гн ито » . Что-то где-то слышал, о чем-то где-то вычитал, кое- что присочинил, кое- где прилгнул. Промелькнул этаким безответственным легковейным с т р е ко з л е н к о м , милым шалунишкой , р о з о ­ вой шельмочкой. Т о г о лягнул, в т о го с м о рк ­ нулся, на э то го помочился, на следующе го испражнился. И всю дурно пахнущую мешанину сунул читателю в ночном горшке: «Обоняйте! Не пожалеете!» Почему-то раньше я считала, что воспитанный человек не подвержен увлечению сплетнями, порочащими х орош их з н а к ом ы х . Да ошиблась! Серость моя и сиволапость! Дочь Брежнева Галина, ко гда -то милая, доб росердечная ж е нщина, спилась, опустилась, об ­ рюзгла, превратилась в безобраз ную развалину. Об этом на весь мир протрубила ее близкая подруга, литературный кри тик . Пожалела, называется! При чтении старых к н и г социалистическог о реализма (нужны ли кавычки?) только два романа вызвали у меня тошноту (а читала я все, что попадало под руку). В одном было описано, к ак чалдона Ерему в сма зных сапогах («смазных» — это смазанных дегтем) и с полным рукоп исе й деревянным с ундуком провожал в Москву дед и на прощанье к ри ­ чал с причала: — Сундук не потеряй! Может, к а к Горький будешь! Потом это го дремучего Ерему уже в университете полюбила преподавательница и оставила ради него мужа-до- цента. В дру гом романе у секретаря ра йкома дочь А к у л и н а после десятиле тки вкалывала на ку зн е чн ом прессе. А сам верноподда нный, держащий нос по ветру секретарь во времена «потепления» безнаказанно стукнул стулом вышестоящую чи новную ос о б у за отклонение от вновь пр опунктиренной партийной линии. Наивно и смешно. Теперь о том, что пишут в цивилизованных к р а я х , к оими тычут нам, д и кар ям , в нос: «Внимайте! Вникайте! Учитесь!» ... Двое бездетных супругов воспитали прием ную дочь. Совершеннолетняя д о ч к а на протяже н ии всей н е к о р о т ко й повести д о ­ вольно умело и и скусно пытается соблазнить приемного отца, и не без успеха. ... За интервью к знаменитому престарелому живописцу-сюрреалисту, обосновавшемуся в о к р е с т н о с т я х Париж а на собственном о горож енном клочке земли, приехал английский критик. Прежде чем попасть к х уд ож н и ­ ку , наслушался о нем громких скандальных историй. Личное знакомство не могло оп ровергнуть услышанное . Несмотря на то, что маэстро был из тех, что «пихни— падет», импотент, «мышиный же ребчик» , он обзавелся сра зу двумя двадцатилетними сод е р ж а нк а ­ ми. Хозяи н решил «угостить» к р и т и к а на лоне природы изысканным обедом и, конечно же , своими красотками. 14 т ак далее, и та к далее... С унынием убеждаюсь: нечему учиться, нечему внимать, не во что вникать. Берусь перечитывать «Тихий Д он » (подарили дети). «П о днятую целину» и «Ж ивые и мертвые» (одолжил сосед) и Д ик кен с а (купила по сх од ­ ной цене все тридцать томов у д обры х людей)... Читаю, опять читаю! Значит, живу. А. К О Л О К О Л Ь Ц Е В А . г. Новосибирск.

RkJQdWJsaXNoZXIy