Советская Сибирь № 123 - 1994

У истоков СУРОВОЙ ОРАВДЫ Дед Костя всегда оказывался в центре внимания. Он ни с кем не спорил, никому ничего не доказывал: все у него получалось как-то непринужденно, будто само собой к слову пришлось. Мно­ го интересных историй и случаев из своей жизни рассказал он. Бывало, вспоминая о прожитом, старик волновался до слез. 1. ТАК ВОТ И ЖИЛИ — Что и говорить, трудновато приходилось бедному мужику в старые времена, — расска­ зывал он. — Никаких у него прав не было. Кто побогаче, тот и сильнее. В нашей деревне Усть- Сумы из 350 дворов всего пять-шесть справных хозяев было, на них и работали всем селом. У богатых лучшие земли, много скота, хорошие постройки, плуги, сеялки, молотилки. Попробуй, бывало, не угодить в чем-то богатому, потом сам не рад будешь. Возьмите нашу семью: большая была и вечно голодала. Тихон Мелешенко моего отца всю жизнь притеснял. Помню, приходит он как-то к нам, злющий до невозможности. Мы, дети, еще маленькими были. Батька больной на печке ле­ жал. — Лежишь? — сурово спросил Тихон. — Больным прикинулся? Грех на душу — детей сиротить, не то удушил бы паразита! Такая вот злоба была у человека. Пожаловаться на притеснения богатых можно было лишь Богу, но Бог высоко, наши молитвы до него не доходили. А на земле, в Усть-Сумах, божескими делами управлял священник — ба­ тюшка Андрей. Был в то время на деревне обычай освящать дворы. За такую услугу батюшку полагалось благодарить. Твердых расценок не было. Платили кто сколько может. Если любишь Бога и хочешь для себя счастья, сам должен понять, чего это стоит. Нужда вконец заедала нашу семью. Босы, голы и поесть нечего. Родители решили позвать на помощь попа. Пока батюшка ходил по наше­ му двору с кадилом, отец с матерью советова­ лись между собой, чем заплатить ему за услугу. За освящение двора нужно уплатить рубля три. Как быть? Разменять четвертную было негде. Выкладывать перед попом все 25 рублей, со­ бранные на покупку коня, опасно. Мать не ре­ шалась. Отец ее успокоил: — Не сомневайся, жена, у святого отца денег много. Небось, не одну сотенную бумажку мо­ жет разбить на рубли. Закончив святое дело, поп, ничуть не смуща­ ясь, взял со стола выложенную перед ним чет­ вертную, не моргнув глазом, опустил ее в кар­ ман и повернулся, чтобы уйти. — Куда же ты, батюшка Андрей? - поблед­ нел отец. — А сдача?.. — Какая еще сдача? — повернулся к нему поп. С тем и ушел. Вместо обещанного благопо­ лучия священник одним махом отобрал у нас последнюю надежду на облегчение в жизни. Маму водой отливали. Пожаловаться на попа можно было опять же лишь самому Богу. Про­ бовали — молились всей семьей, да что толку... 2. КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ . — Про коллективизацию мне лучше бы по­ молчать. Хвастать нечем, - говорил дед Костя, — но, коль настаиваете, так тому и быть, рас­ скажу. Надо же как-то ослобонить свою душу от тяжести. В колхоз-то я, друзья, после всех вступил, вот в чем закавыка. Добро бы несозна­ тельным или подкулачником каким был, а то ведь голь перекатная, К этому времени жил от­ дельно. своей семьей, пятеро ребятенков по лавкам бегали. Газеты читал самостоятельно, в активе бедноты состоял, сельским исполнителем от народа был избранный, знак отличия на груди носил. Скажем, раскулачивать кого надо — коммунисты Шабашова (то есть меня) с собой берут. Но это уже после, когда начали колхоз строить, а поначалу у нас коммуна была. «Па­ мять Ильича» называлась. Многие тогда вступили в коммуну, а мне страшно. Ну как, думаю сам себе, лишиться все­ го?.. Плохое хозяйство, да свое. Как ни говори — Гнедко, корова, овцы, инвентарь хоть и плохонь­ кий, да свой. Отдай все это двде, а потом вы­ глядывай? Нет, лучше синичка в руках, чем жу­ равль в облаках. Да и те подогревали, у которых мы батрачили, а потом их же кулаками прозы­ вать стали. Но это уже после, когда разобрались, а в то время они были просто мужики зажиточ­ ные. К примеру сказать, братья Одереи - Лукь­ ян. Митрий и Андрей; Максим Чуйко, Герасим Федченко. Земли у них много имелось, инвен­ тарь хороший: жатки, сенокосилки, грабли кон­ ные, скота много. А братья Волкодавовы — Петр и Андрей — молотилку свою имели. Председателем коммуны был Виталий Волков, друг мой закадычный и авторитет для меня не­ пререкаемый, такой же голоштанник, как и я, в газетах разбирался, поговорить с народом умел. Всех подкупало его безупречное прошлое. Про его отца, революционера, истории рассказывали. Любил я его, словно брата, походить на него во всем хотел. А вот как стал Виталий председате­ лем коммуны, бояться его начал. Встретимся, бывало, он и говорит — Не слыхал? Костя Курский Ивану Чижику косу под лопатку загнал. — За что? — спрашиваю. — Да опять, — говорит, — межи не поделили. Ну а ты, — интересуется, — как, на своей полосе останешься или к нам пойдешь? Молчал. Сомнение у меня большое. Посмот­ рю, думал сам себе, как дальше пойдет. К тому времени коммуна получила от госу­ дарства трактор новенький — «Фордзон». Что было! По воскресеньям наряжался народ полу­ чше и шел смотреть, как трактор пашет. Мако­ вым цветом полоса цветет от платков женских, бывало. Кто в коммуне не состоял, того близко к трактору не допускали. Первыми трактористами были Пашка Федоров и Николай Бухтияров. Им больше всех улыбок от девок доставалось. Герои! Завидно мне, сахаром в душу! И страшно, черт возьми: а ну как не получится у них жизня? Так оно и вышло. Через год распалась коммуна. Самая заваруха началась в 1930-м году, ког­ да приехали ,к нам из Ленинграда рабочие Петр Боевой и Анна Налетова — двадцатипятитысяч­ ники, коммунисты до мозга костей, за мировую революцию готовы душу отдать. Петр колхоз возглавил, а Налетова первым бухгалтером была. Поначалу собрали вокруг себя местных комму­ нистов, таких, как Гавриил Дорошенко, Иван Ре- шетов, Сергей Дьяков. Иван Ошейчик, Алексей Теклюк. Ячейку создали. Первым парторгом был Алексей Теклюк. Виталий Волков, хоть и беспар­ тийный, помогал им во всем. Коммуну в колхоз переименовали, на собрании приняли устав ар­ тели, повели агитацию. Первыми подали заявления в колхоз Филипп Ольховик, Михаил Дьяков. Иван Жмуренко, Ар­ сентий Дорошенко. Из райколхозсоюза, что был в Каргате, ссуду от государства получили; семе­ на, машины, лошадей с конной базы. Дело по­ маленьку пошло. Тех, которые мешали колхоз строить, начали голоса лишать, из деревни вы­ селять. До смерти не забыть, как Лукьяна Одерея раскулачивали. Весной, в самую распутицу. Ут­ ром, чуть свет, стучится ко мне Алексей Теклюк: — Собирайся, — говорит. — быстрехонько. Костя, на дело серьезное пойдем, да не забудь «медаль» свою прицепить. Будем сейчас Лукь­ яна выселять. Собрались мы человек пять, к Лукьяну при­ шли. Хозяйка во дворе коров доила, а хозяин, надевши сапог на руку, дегтярным квачем ак­ куратно орудовал. Лукьян встретил нас со злобой, — Вот, — сказал он жене. — Пришли, Ориша, гады ползучие, выгонять нас из дому. Бросила Арина на пол ведра с молоком да в горницу, упала на кровать в истерике, ни живая, ни мертвая. — Поторапливайся, дадя Лукьян, — молвил Теклюк. — Времени на сборы мало, через два часа подводы подадим. Собирай, что можешь с собой взять. Прошлепал Лукьян по разлитому молоку, на­ чал амбары открывать. На улице уже народу по­ лно. С того края улицы дикие вопли и причита­ ния разносились - там Боевой с Волковым «работали»... Время шло. Колхозники уже несколько уро­ жаев собрали, а мы. единоличники, по-старому жили. На собраниях люди шумели: — Сколько можно уговаривать несознатель­ ных? — Уезжай от нас, куда хочешь, не позорь сельский Совет и деревню всю, — заявил как-то мне в открытую председатель сельсовета Фо­ менко. — Денег на дорогу соберем, и подавайся в город куда-нибудь, а? Растерялся я: кому нужен в городе, что.там делать буду я, крестьянин, костями к земле при­ росший? Всю ночь не спал, с женой разговаривал. А утром запряг Гнедка в телегу, собрал инвентарь ручной, веревки, какие были, и на колхозный двор приехал. С тех пор в колхозе навсегда. 3. колхоз - В Усть-Сумах четыре колхоза было: «Ле­ нинский путь», «Память Ильича», «Красная за­ ря» и колхоз имени Грядинского, — продолжал дед Костя. — В 1937-м году колхоз имени Гря­ динского расформировали. Потому что товарищ Грядинский. сказали нам. больше не товарищ, а враг народа. Вывеску сняли, печать со штампом аннулировали. После этого осталось три колхоза. У нас, в «Ленинском пути», например, 500 гек­ таров пахотной земли было. Я к колхозу привык, понравилась мне артельная жизнь. Все работы испытал: пахал, сеял, сено метал, на стройке ра­ ботал, даже руководить приходилось. Когда вернулся домой с фронта, колхоза сво­ его не узнал: покосилися дворы, что после кол­ лективизации строили, тягла нет, инвентаря нет, на весь колхОз четыре лошади, которых и за­ прячь не во что. Из МТС для полевых работ да­ вали два колесных трактора, которые большей частью простаивали из-за поломок. Землю жен­ щины да подростки на своих домашних коровах обрабатывали. Хоть убейся — больше двухсот гектаров сеять не могли, да и те сорняками за­ растали. На фермах сорок коров, от которых ты­ сяча килограммов молока на голову — и весь надой. Колхозники на трудодень почти ничего не получали. Молодежь в город подалась. Усадьбы опустели, колодцы бурьяном заросли. От дерев­ ни в триста пятьдесят дворов осталось восемь­ десят хат. Назначили меня бригадиром. С чего начать — ума не приложу. Помню, в 1946-м году, в по­ севную. настроили мы хорошенько свою технику, круглосуточный сев организовали. А тракторы светом не оборудованы. Заправил я керосином фонарь деревянный со стеклами вставными и всю ночь впереди агрегата бегом, чтоб след трактористу показывать. А когда рассвело, побе­ жал в деревню за продуктами для трактористов и сеяльщиков. Пораньше, думаю, чтобы к утрен­ ней пересмене поспеть. Можно бы и на лошади, да 'конь у нас в бригаде всего один был. Не дай Бог в тракторе поломка какая, в МТС срочно на­ до, а на чем? Нет, думаю, пусть Арзюрюм (так мерина звали) сено пожует, а я пешком сбегаю. Пять километров для солдата, хоть и старого, не расстояние... Две сумки с продуктами через плечо переки­ нул, штаны засучил и бегом через лужи в бри­ гаду, От сапог тяжесть лишняя, опять же худые они были, вода в них долго не задерживалась — одно хлюпанье. Бегу. А навстречу мне из кустов уполномо­ ченный, что на посевную к нам из райисполкома был прислан, вроде комиссара ко мне пристав­ лен. Сам он не то в кожсырье, не то в утиль­ сырье директором был. Все указания насчет сева он мне давал. Земля еще не подошла, а он на­ стаивает: — Сеять пора! — Рано. — говорю ему. А он угрожает за срыв посевной ответственностью в уголовном порядке. Или наоборот даю наряд приступить к севу, а он мне: — Земля недостаточно обработана, не меньше в три следа еще боронить нужно. А зачем, скажите вы мне, землю десять раз перегребать, иссушать, когда она уже готова и ищет семян? Ну так вот, встретились мы, он верхом на Ар- зюрюме, и двустволка у него в руках. Поохо­ титься на зорьке выехал. Затряслось во мне все нутро: «Кто, спраши­ ваю, разрешил лошадь взять?!». Комиссар "мой замялся. — Слезай, — командую ему. — сию минуту и чтоб духу твоего не было в бригаде! В райис­ полкоме расскажешь, за что из бригады прогна­ ли. Натянул он легонько поводья на мерина гу­ бами чмокнул, я для него вроде бы место пустое. Не стерпел я, как хвачу его за патронташ на по­ ясе да с лошади, двустволка в сторону отлетела. «Дальше можешь путешествовать пешком», — говорю. Лошадь забрал, в бригаду на поводу свел. Вечером в сельсовет вызвали. Там, кроме председателя и уполномоченного, участковый милиционер меня дожидался. Началось следст­ вие. Как и при каких обстоятельствах я оскорбил уполномоченного? Не надо мне таких уполномоченных, которые не помогают, а мешают в работе. А уполномоченный спрашивает: — Сколько времени ты. Шабашов, на фронте был? — Четыре года, — отвечаю, — воевал. — Мало. Жалко, война кончилась, тебя бы «партизана» надо еще лет на десять в самый огонь бросить, чтобы научился мирную жизнь ценить. Затрясло меня, как в лихорадке. Не мог сдер­ жаться, чтоб на словах свои понятия насчет вой­ ны и мира выложить, схватил со стола черниль­ ницу хрустальную, а уполномоченный молнией в дверь шмыг. Сказал я тогда в сельсовете: «Дайте мне воз­ можность самому сев провести, на мое усмот­ рение, а осенью, если что не так с урожаем по­ лучится, тогда уж ваше дело, ставьте к стенке Шабашова». Пришлось поработать много. На отдельных участках, где сыро было, вруч­ ную сеяли. Сам не спал и другим не давал. Больше всех моим сынам доставалось. Чужого нельзя заставить круглосуточно работать, а мои хлопцы сами шли. Петьку один раз чуть было не запахали трактором, когда он. сонный, свалился с плуга, из сил выбившись. Но и пшеничка уродила в том году — дай Бог здоровья! А осенью пошли дожди заливные. Небо слов­ но разверзлось, ни на один день просвету. На полосу не то что с комбайном — с жаткой не суйся. Хоть на лодке въезжай. Заплакала пше­ ничка моя. Посмотришь - душа кровью обли­ вается. Организовали ручную косьбу. Литовки, серпы в ход пустили. Не у одного меня кровяные мозоли на руках лопались. Хлеб убрали весь до последнего колоса. Заскирдовали, обмолотили, просушили. Семена засыпали и план государст­ венный по сдаче хлеба выполнили. Только на этом делО не кончилось. Приезжает из района уполномоченный, тот самый, и требует отвезти семенное зерно в заготзерно. Я, конечно, проте­ стовать начал. — Ты, Шабашов, — говорит мне уполномо­ ченный, - враг народа! Страна нуждается в хле­ бе сегодня, а ты о будущем печешься. Без нас с тобой подумают, чем сеять, наше дело — хлеб давать. Без этого не поднимешь страну из пепла, и в сельском хозяйстве тракторов и комбайнов не прибавится. Отвезли семена в Каргат, сдали. А я целый год после этого ходил, как гусак побитый, который не сумел своих гусят защитить.. Про все не расскажешь. Всякое было. Труд­ ностей и лишений в нашей жизни больше, чем радостных, счастливых дней. Но вот что интерес­ но: предложи мне сейчас единоличную жизнь — нипочем не соглашусь. Понравилась мне кол­ хозная. А если бы еще убрать из нее все пере­ косы-перегибы? В 1947 году мы праздновали 30-летие Со­ ветской власти, Анна Налетова письмо присыла­ ла. Поздравляла всех, делами нашими интересо­ валась и про товарищей спрашивала. А про Пет­ ра Боевого ничего не слышно. Хороший человек был. ..Давно уже нет среди нас деда Кости. А рас­ сказы его по сей день живут в памяти односель­ чан. Когда я сравниваю сюжеты этих рассказов с тем, что происходит сегодня, мне становится не по себе. Не радуют меня перспективы ни кула­ ков, ни тем более батраков. Когда я мысленно вижу себя или своих сыновей в их роли, мне становится тяжело на душе. ВЛАДИМИР ЗАЙЧЕНКО. Каргатский район. «Советская Сибирь» Ш № 123, 2 июля 1994 г.