Сибирские огни № 4, 2022

137 Пятилетие «Сибирских огней» огневки. Писатель прекрасно чувствует Сибирь, тайгу. Впрочем, лучше предоставить слово ему самому: «Гляжу вперед, гляжу назад — все тайга зубчатая, будто густым, зеленым, стоячим туманом весь свет застилает и идет от нее прель гнилая, как от старого гриба, на солнце паром вьется и дымом стоит. И нет человека кругом». «Знаю я хорошо, что тайга, как море, страху в сердце не любит, и дорог суматохе не показывает, чужих не уважает». «Страшна тайга и днем, а ночью еще страшней. Завернет тебя всего темь непроглядная, как в солдатское черное сукно. Пальца своего не увидишь. Посмотришь вверх, звезды вот-вот на тайгу упадут, до того близки и большие, полыхающие, словно костры хвойные в небе горят. Да все без толку, от них не светлей. Ветер трепыхается — слушаешь — не зверь ли идет. Тени от костра шаманят, как бешеные, и кажется, что будто на земле нет ничего: ни городов, ни Сахалина, ни села Рыковского, ни людей... весь мир — тайга». Так говорит о тайге Фраерман устами сахалинца, таежника, насиль- ника и завоевателя Кузнецова. Фраерман щедро раскладывает перед читателем богатства своей страны. Вот «светлое, как солнечный блик, плотное и сильное, как волна, тело горбуши», вот «вялая и робкая, зябко отливающая чешучайтой ста- лью селедка»... «как мокрые сучья елей, навага»... Писатель показывает маленькое счастье рыбаков, «зацепивших» большое руно селедки и тревогу и арест скрывавшихся «На мысу» боль- шевиков. Если у Кравкова туземец просто охотник, у Антона Сорокина участ- ник гражданской войны, но не отдающий себе достаточно ясного отчета, почему он у красных или у белых, то фраермановский Васька Гиляк знает, зачем он пришел в отряд к партизанам. Если Кравков белыми нитками пришивает к своим вещам современность, то у Фраермана она органиче- ски сплетена со всем телом его повести. Его Васька Гиляк врастает в вос- стание, в революцию законно. Читатель чувствует, что писатель не лжет, что все это так и было, что революция действительно захватила туземца, взбодрила и подняла. Туземец Фраермана действует, участвуя в работе отряда. Он непохож на «экзотических» декоративных «выдвиженцев» из тайги, агитирующих на съездах советов, с помощью объектива фото- аппарата, только своей физиономией. Тайга, туземец и революция у Фра- ермана неразрывны. Хороши у него и партизаны. Кажется, что этот пи- сатель способен создать большое, широкое, революционное и насквозь сибирское полотно. «Географически» несколько дополнил Фраермана П. Далецкий. Он рассказал о «Зеленом Клине» Приморья, о Владивостоке. Из его по- вести мы узнали, что «бухта в июне — самое мягкое масло». Он нам по- казал трудолюбивых китайцев и праздную, жестокую толпу портового го- рода. Далецкий неплохо перемешал партизанские восстания с несложной жизнью деревни, с песнями девушек и парней, прыгающих через костер. Местами писателю удалось заставить читателя почувствовать холод тра- гических глубин гражданской войны. Нельзя забыть случай в бане. Белые налетели на деревню. Идет повальный обыск. Несколько партизанских