Сибирские огни, 1988, № 9

гайте во другой»,— и сам тому образ явил, бегая не токмо от смерти, но и от гонений богоборных евреев. — Ох, мерзкие! — вскинув голову и закрыв в мучительном изнеможе­ нии глаза, прошептал Иван,— Уж и Христа себе в заступники призыва­ ют. Он несколько мгновений сидел так, тяжело и шумно дыша, как буд­ то ему не хватало воздуха. — Да веди Христос бегал — от глупой смерти,— прежним, тихим, слабым голосом заговорил он, и так, словно оправдывался перед кем-то. — От глупой, никчемной... А коли пришел его час взойти на Голгофу,— голос его на этих словах разом набрал силу,— и телом своим вознести на древо грехи мира сего, он не побежал, не поискал спасения! Коли в сер­ дце святые помыслы и путь стезей осиян правдой, тогда не бегают, яко псы блудящие, от одной подворотни к другой. Тогда бестрепетно идут на плаху, на костер, прямо и гордо зря в глаза судьям своим и палачам. И Христос явил образ как раз сего великого подвига, а не бегания от всегнусных богоборцев. — Твоя правда, государь,— дождавшись, когда Иван выговорится и немного успокоится, сказал Самойла Михайлов.— Я так мню: сих ше­ потников тебе нечего страшиться. Они хоть и умны, и злоречивы, и в святом писании сильны, но то и вся их сила. Опасны не они, опасны молчуны. Молчуны делают дело, а шепотники токмо шепчутся. — Опасны и те и другие,— недовольно изрек Иван.— Одни дело де­ лают, другие — души растлевают! Посему не сулись так-то уж прытко вывести злоречивых на чистую воду. Поберегись, чтоб не истопнуть са­ мому в той воде, бо вельми много понадобится тебе воды. Целое море! Были уж в иных государствах и странах таковые ретивцы и глупцы... Не чета тебе! Порфироносные ретивцы и глупцы, тщившиеся выводить на чистую воду шепотников! И сколико воды утекло с тех пор, и сколи- ко государств и стран распалось и исчезло с лица земли от злоречия шепчущихся, а они как мутили воду, так и мутят. Истинно речено мудрейшими: не пресечешь дела их, иначе как пресекши их слова. — Что же делать-то тогда, государь? — растерялся дьяк. Иван снисходительно усмехнулся, обвел взглядом своих вниматель­ ных особинов, словно спрашивал: и вам страшно? И должно быть, не без удовольствия убедившись — в какой уже раз! — что они из того же теста, что и дьяк, самодовольно изрек: — Страшно было б, кабы се я спрашивал у советников своих: что делать? А коли спрашивают советники — не страшно. Слава богу, я знаю, что делать. — Что же, государь? — в простоте душевной воскликнул дьяк. — Тебе — читать далее, — пресек его Иван. — Хочу знать, что в Новыграде? — Прости, государь, — смутился дьяк. — Я не от любопытства... А в Новыграде, государь, в Новыграде: новых ересей и крамол покуда не завелось, а старые не переводятся. Худо им под рукой Москвы... Не мо­ гут они позабыть свои былые вольности. Мысль отдаться ляцкому либо свейскому живет, государь... «Мы от Москвы не кормимся. Нам от Москвы токмо протори и утеснения»,— таковы их речи. — Дождутся они у меня,— скрипнул зубами Иван. — Крепче следить надобно за Новыградом,— осторожно вмешался Басманов.— А дьяк, я уж давно приметил, следит худо, бо повсегда у него про Новыград одно и то же. — Да ужли я не слежу, Алексей Данилович?! Побойся бога, боярин! Он мне, проклятый, во сне снится! Слежу, государь, пуще пущего слежу я за Новыградом, и все бы гораздо было, кабы не этакая даль! Далеко больно, государь! Зимой, по санной дороге, нимало не мешкая, трое суток пути — гонцу! А тележным ходом, в сушь, вести ко мне идут добре двадцать дён, по распутице же — два месяца. Недавно — приходит весть: отступают, деи, новогородцы от закона, продают немецких плен­ ников в Литву, вопреки твоему, государь, указу продавать токмо в