Сибирские огни, 1988, № 9

это велось испокон, велось и не переводилось, к этому привыкли, с этим сжились, как сжились со сменой дня и ночи, зимы и лета, и воспринима­ ли как нечто неизбежное, даже необходимое. Иное дело — Басманов! 1ут все было необычно. Даже неискушенному взгляду было видно, что царь связан с ним какими-то особыми отношениями. Любой из остальных любимцев и особин, как бы высоко ни поднимала, ни возносила его цар­ ская любовь, в отношениях с самим царем оставался ничтожным холо­ пом, а Басманова царь выделил и в этом. Нет, клеймо холопа не было снято с него (всяк суший на Руси был холопом ее государя), но ему пер­ вому было дозволено спрятать его, да и сам Иван делал вид, что этого клейма не сушествует, что, разумеется, ни в коем случае нельзя было делать Басманову. И он, конечно же, никогда не позволял себе забывать об этом, но, когда он являлся во дворец и твердым шагом, сосредоточен­ ный, нацеленный, никого не замечая, никого не удостаивая даже покло­ ном головы, направлялся к царю, всем было видно и ясно, что это не ничтожнейший холоп торопится притечь к царским ногам, не лизоблюд, хватающий крошки с царского стола, и даже не приспешник, готовый вылезти из кожи вон, только бы угодить, уноровить, явить свою рья­ ность и преданность,— всем было видно и ясно, что это шествует едино­ мышленник, союзник, душой и разумом причастный тому, чем теперь жил, что задумывал и к чему теперь готовился царь. Не эта ли мысль сильней всего изводила души? Не от нее ли тяну­ лись и сходились на Басманова все нити тревог? Впрочем, даже если бы этой тревоги не было вовсе, ее все равно нужно было бы создать, потому что эта тревога, просачиваясь сквозь стены дворца, питала, как родник, как исток, ту грозную полноводную реку, что бурлила за стенами Крем­ ля. Не дать этой реке изойти до ручейка, не дать ей успокоиться, утих­ нуть, но вместе с тем не дать выйти и из берегов, ослабить или вовсе заглушить ее собственные родники и источники, которые могли бы пере­ полнить ее,— вот для чего в первый черед и затеяна была вся эта игра в страхи со стрельцами на стенах, с черкесами, рышушими день и ночь по Кремлю... Смотри, дескать, народ московский, смотри и виждь, в како­ вом страхе живет твой государь! Страшится за живот свой, за престол! Бояре, извечные крамольники и кознодеи, вновь, и пуще прежнего, взъя­ рились на него, вновь вздымают вражду, вновь куют усобицу, и боится он, что изведут они его... Боится! Боится! Уловка эта была не бог весть какой хитрой и тонкой, но действовала на чернь с необычайной силой. Ее собственные беды как бы откатились в сторону, и они уже не казались теперь столь уж тяжкими и лихими в сравнении с теми, что подступили сейчас к царю. Чернь собиралась тол­ пами на Пожаре, у Лобного места, лихая, мятежная и наивная — до блаженства, готовая положить души за своего царя. Она неустанно пов­ торяла притчу про «двои зубы» и свято верила, что эти зубы поработают для ее блага. И она ждала, что царь кликнет ее на бояр. ОНА! И это к ней, к ней были обращены его нынешние помыслы, с нею связывал он свои дальние расчеты, ее руками при крайней нужде намеревался пере­ ломить хребет своим противникам, зная, какая грозная сила заключена в этих руках. Предостережения Епифания Иван не пропустил мимо ушей: поп умен, проницателен, суждения его мудры, трезвы, и истина не чурается его уст. Он и сам знает эту истину, и сам нисколько не усомневается, что бог не оставит его и поможет одолеть его врагов и супротивников. «У нас бог помощник и наша правда!»— свяшенно утверждено еще первы­ ми великими князьями. Но и от этой силы отказываться он тоже не на­ мерен. Не зря же столько лет заигрывал с чернью, усердствов^ал в лице^ действе, исподволь, тонко и хитро внушая ей мысль о великой, исконной своей добродетели и праведности, которая жаждет утвердить на русской земле правду, свет, истину. Он и сам верил в это и сумел заразить этой верой чернь, и сейчас знает: достаточно одного его слова, чтобы эта мо­ гучая сила стала его силой. Знает, но не торопится с тем словом. И дело вовсе не в мудрых увещеваниях Епифания, хотя и они упали на его душу