Сибирские огни, 1988, № 9

шутся, а ты сам еще ни разу не оывал в именных посылках*. Но твоя худоба меня не смущает. Взял я себе в услужение некоторых вовсе из простонародья... Ибо князей и вельможной спеси вокруг меня пруд пруди, а ревностных, преданных слуг — раз-два и обчелся. А нынче мне потребны слуги! Верные, ревностные, истовые слуги! Ты княжачьей по­ роды, обаче, мню, столь крепкое захудание вытравило всю твою родо­ вую спесь, и ты будешь преданно служить мне, не помышляя ни о чем, опричь службы. Любая иная мысль твоя будет супротив меня. Даже мысль о присной душе. Знай сие! У тебя будет все, что потребно просто­ му смертному на земле, не будет лише единого — возмоги отступить, поворотить вспять, ибо кто не со мной, тот супротив меня. И Вяземский ответил на это — твердо, без колебаний: — Я всегда служил и буду служить токмо тебе, государь, какую бы службу ты от меня не истребовал. И одинаково приму как твое милости­ вое воздаяние, так и любую тщету ради тебя и твоего государского бла­ гополучия. — То гораздо,— удовлетворился Иван и, протянув ему руку для це­ лования, прибавил:— Ибо у корысти рожа всегда бескорыстна. Насмот­ релся уж я таковых рож! Те, с кем отныне Вяземскому предстояло делить радости и заботы, а нередко и тяготы своего нового положения, встретили его сдержанно, без явных признаков ревности или неприязни, но, конечно, насторожен­ но: не только радости, не только заботы или тяготы должны были они разделить с ним, но и кое-что более существенное — царскую любовь, царскую благосклонность, а значит, и место при нем, ту ступеньку, тот шесток, на котором каждый из них располагался в настоящее время. Самая высокая ступенька была у Михайлы Темрюковича. Сын владе­ тельного кабардинского князя Темрюка Идарова, царский шурин, чья родная сестра была нынче московской царицей, Михайло Темрюкович, или просто Темрюк, как называл его Иван, был столь родовит и знатен, что местничаться с ним, считаться отечеством, мериться честью было не под силу не только тому же Вяземскому или Басмановым, но даже мно­ гим куда более знатным боярам и княжатам, служившим московским государям испрадед. Правда, как раз службы, «честной», разрядной, ко­ торая записывалась в Разрядные книги и была в местнических счетах важней породы, Темрюк еще не исполнял, но он был высок «по инозем- ству», как все те татарские князьки, ханы и ханычи, именовавшиеся ца­ рями и царевичами (иметь их при дворе по тогдашним обычаям было «вельми честно»), и верховские^ удельные князья, потомки Рюриковичей и Гедиминовичей, в разное время выехавшие на московскую службу. Всех этих отъезчиков московские государи жаловали как бы в долг, ис- плачивать который они должны были будущей своей службой. Так точ­ но и Темрюку еще предстояло исплатить свой долг за ту высоту, и честь, и место, которыми его удостоил Иван. Может быть, поэтому, будучи в такой «высости», Темрюк, в отличие от остальных, отнесся к появлению Вяземского наиболее спокойно, почти даже равнодушно, только буркнул мимоходом Грязному: — Ловок и ретив больно! Но у нас, горцев, говорят: торопливая речка до моря не доходит. Самому Ваське, чей шесток был в самом низу, появление Вяземского вовсе ничем не грозило, тем не менее и он насторожился, стал присмат­ риваться, принюхиваться, хаживать-похаживать вокруг. А как же: разве он не имел права проведать, кого бог послал им в товарищи? Однако этой его холопьей церемонности хватило ненадолго и, хлопнув по-про­ стецки Вяземского по плечу, он заявил: — Ты, Афанасий, ежли свою княжачью породу не будешь выпинать да на нас, худородных, сверху не станешь с...., так мы с тобой уживемся. А вздумаешь чупяситься, отшибаться от нас, так то все без проку. Го* И м е н н а я п о с ы л к а — высокое, ответственное назначение. * В е р Xо в с к и е — жившие, имевшие уделы в верховьях Оки.