Сибирские огни, 1988, № 9

рвется наружу — за состраданием, за сочувствием, и тянется к ним, ищет их, пускаясь на всякие уловки и ухищрения, или просто, вот так, как сейчас, взывает, просит... Относиться к этому можно было по-разному: верить, не верить, от­ кликаться, не откликаться, жалеть его, не жалеть, быть искренним или притворяться — нельзя было делать лишь одного — принимать все это за слабость, за беспомощность, беззащитность и пытаться воспользо­ ваться этим. — Ты извык все делати так, яко было тебе удобно,— продолжал Епифаний прежним тоном — строго, твердо, но не резко, не гневно, уме­ ло удерживаясь на той последней грани, которая отделяет упрек от об­ личения. Слово трогает разум, тон — душу. Противостоять такому сою­ зу ему было не под силу, и он не трогал души.— Ты и жил тако, и верил. А научители твои, в уподобании рьянясь’, потакали тебе. Ты погрязал в грехе, в стыдодеяниях, в страстях долевлекущих, а они твердили тебе: молись и все простится. Прорвись в голосе Епифания хоть один-единственный резкий звук, и Иван вряд ли бы дал ему договорить, ведь Епифаний преступал уже все пределы дозволенного. Такое Иван позволял лишь себе самому — в по­ рывах самобичевания. Но Епифаний не забывался ни на мгновение, зная, что он сейчас — как перед острием меча, приставленного к его груди. — ...Аз же реку: несть! Не молитвы спасут, но дух предвечный и свет, которые от божества. Открыти в себе их и познати — сие убо и есть во­ ля отца небесного и единый путь ко спасению. Написано: кто не родится от воды и духа, не может внити в царствие божие. Еще написано: рож­ денное от плоти есть плоть, рожденное от духа есть дух. Задумайся, о чем сии слова? На что указуют они? Иван, до сих пор почти не сводивший глаз с Епифания, потупился. Должно быть, и вправду задумался. Не могло ведь такого быть, чтоб ус­ лышанное не вызвало в нем, помимо протеста и страха, еще и желания вникнуть, разобраться в этом своим умом, хотя ему сейчас явно было не до этого. Не о церковном предпочел бы он сейчас говорить, а о мирском. Оно, мирское, не дало ему нынче сомкнуть глаз. Задумался Иван. Но Епифаний тут же прервал его раздумья: у него давно был готов ответ. — На то указуют сии слова, что все люди разделены изначально. В одних пребывает частица божественного духа и сии суть избранные. Остальные закоснены во плоти. Они — животные в образе человека. Адам съел плод дерева, которое порождает животных. Иван побледнел, слушая это, и как-то весь сжался, напрягся, словно силился защититься от слов Епифания, не дать им проникнуть в свою душу еще глубже, за тот рубеж, где кончалась его власть над собой. Он смотрел на него, как на самого заклятого врага, но страх перед тем, в чем Епифаний мог оказаться правым, был сильней злобы, страх этот по­ давлял ее, лишая его даже этого привычного оружия, которое выручало его во всех случаях жизни. — ...Таковые не могут спастися вовсе, и пред ними незачем пропове- довати Христово учение. «Не давайте святыни псам и не мечите жемчуга вашего перед свиньями!»— речено им самим. О том же говорит и Павел в послании к коринфянам: «Мудрость же мы проповедуем между совер­ шенными». — Нет! — с дрожью выдохнул Иван.— Не верю тебе! Не верю!— Он задрожал еще сильней, теряя остатки самообладания, и вдруг, пронзен­ ный новым— суеверным— страхом, вскрикнул, заслоняясь от Епифа­ ния, как щитом, согнутой в локте рукой:— Ты бес! Бес!— Он лихорадоч­ но сотворил защитительный крест.— Сгинь! Сгинь, окаянный! Епифаний невозмутимо, сурово смотрел на него. Только сейчас сквозь эту невозмутимость и суровость тончайшим, еле уловимым и, конечно ' в у п о д о б а н и и р ь я н я с ь — желая быть приятным, желая нравиться. . 47