Сибирские огни, 1988, № 9

Насупленно глядя в их виноватые, щенячьи глаза, Епифаний думал с отвращением: «Отродье дьяволово! Даже сна одолети не могут в себе», — а рука с именословным перстосложением небрежно выписывала над их головами невидимые линии, долженствующие обозначить крест. В благословении он не отказывал этому отродью, зная, что оно для него как чарка, выпитая на дармовщину. За полусенцами — просторные, брусяные сени. Сейчас, в темноте, не видно роскошного их убранства, а если зажечь свечи — поразишься! Здесь Иван иногда отдыхает, возвращаясь из церкви. Дальше дворцо­ вые помещения нижнего жилья: палаты прохладные, где царь предается забавам и развлечениям, и палаты трапезные, у каждой из которых свое особое назначение: одна — сугубо семейная, другая — для званых обе­ дов, особая — для пиров; тут же и главная дворцовая палата — Кресто­ вая, где царь занимается государственными делами: встречается с боя­ рами и дьяками, принимает челобитчиков, вершит свой высший госуда­ рев суд. На нижней половине дворца расположены и хоромные палаты царевичей, а сами царские покои — Постельная палата, царицын терем, горницы, светлицы,— наверху, путь к ним, самый ближний,— по черной лестнице в повалуше, и Епифаний, проминув Столовую палату, стоящую в основании повалуши, начал подниматься по крутому лестничному хребту наверх. Наверху — все тот же мрак, тишина. Дворец спит, даже челядь не пробудилась еще. В такую рань только он, Епифаний, появля­ ется здесь — как привидение. Поначалу и принимали его за привидение. Случалось, сталкивались с ним то блудодеи, то те, кому приглянувшаяся рубаха или порты ближнего своего не дают спать по ночам. Есть тут и такие! Во дворце и лучины царской не посмеют взять, а у своего брата- челядника последнее утянут. Бывало, некоторые от страха на стену бро­ сались, как безумные, столкнувшись с ним впервые, а теперь уж знают, что за «привидение» является среди ночи во дворце, но все равно, встре­ тившись, в первое мгновение мертвеют. Вот и сейчас — в тесном кори­ дорчике перед челядной палатой Епифаний увидел две тени, метнувшие­ ся от огонька его свечи и на мгновение пропавшие в темноте. Но сквозь половицы не провалишься и в стену не вожмешься — и огонек свечи тут же настигает их. Девка в полотняной исподней рубахе (по белизне по­ лотна Епифаний сразу определил — с царициной половины), растрепан­ ная в любовной возне и уже бледная, полумертвая от страха, с немо раскрытым ртом — того и гляди заорет истошным криком. Но Епифаний знает: не заорет, ибо уже узнала его. Не дьявол, не привидение перед ней — обыкновенный поп, и глаза ее, повлажнев, начинают наполняться богородичным страданием и скорбью. Епифаний смотрит в эти пречис­ тые, страдальческие глаза и с ужасом ловит себя на мысли — страшной, кощунственной: «Уж не с таковых ли блудниц писали и пишут изографы матерь божию?» Кажется, за такое кощунство его сей же миг поразит гром небесный, и ему мучительно хочется во искупление своей вины хотя бы осенить се­ бя крестом, но не стать же ни с того ни с сего креститься на глазах у этой блудницы. — Испужалась?— спрашивает он, чтоб отвлечься от дурной мысли. — Простого попа — испужалась... А господа! — не страшишься. — Ох, святой отец...— девка сжалась, будто ее очень больно ударили, но в глазах — лишь мольба о пощаде и ни толики раскаянья, за которое он искренне мог бы пожалеть ее и искренне благословить. — Ступай... с богом!— Епифаний вяло перекрестил ее, девка схвати­ ла его руку, ткнулась в нее губами и юркнула за спину, пропав в темно­ те. Епифаний перевел свечу к противоположной стене — там притаилась другая тень. Всмотрелся — и не поверил глазам своим. — Се я, я святой отец... Федор... Басманов. В нем не было даже смущения. — А ты, зрю аз, не боишься ни меня, ни бога. , — -Бога боюсь, святой отец. ,