Сибирские огни, 1988, № 9

ющим отголоском все того же «грома» среди ясного неба были эти песни. Подкупил он чернь, подкупил, подкупил, приворотил к себе и своей «простотой», и словами-«откровениями», и посулами, вроде тех, которы­ ми потчевал с Лобного места. И сейчас— редко бывает такая масленица, чтоб он не вышел к черни, не стал перед ней на колени да не начал про­ сить прошения. Он себе поклоны кладет, а чернь, тоже опустившись на колени,— себе. Умилительная картина. Вроде бы и древний обычай, не им заведенный: и дед его, и отец тоже, случалось, вспоминали о нем и вы­ ходили в прошеное воскресенье ‘ к черни на поклоны, и блинами угощали и медами, и по усам текло от тех угощений и в рот попадало, да, одна­ ко ж, по большей части им бывало недосуг заниматься этим — бояре вы­ ходили на поклон «от государя». А он — непременно сам! И не забудет, не пропустит, любое дело отставит ради этого. «Пресловущ»,— напишут о нем летописи. По-современному — знаме­ нит, популярен. Грозным царем-батюшкой, содержателем всей Руси нарекут его песни народные. Грозным — не в смысле страшным, жестоким, а рачительным, почтенным, почитаемым. Как же можно было не уверо­ вать в такого царя, как не встать за него?! Веровали. Стояли. Горой! И уж кому-кому, а боярам в первый черед повытрусили бы бебехи, толь­ ко кликни он и дай волю. Это и в противоположном стане очень хорошо знали. И те, кто созна­ вал, как опасна чернь, сбитая с толку его лицедейством и ждущая толь­ ко часа, чтоб постоять за своего царя, те понимали и другое: сам он еще опасней. Чего ждать от черни — было известно. Чего ждать от него? Че­ го? Чем он ответит на дерзость Оболенских? Как поведет себя? Как по­ ступит? Одно только было известно: ответит, не может не ответить, ибо то, что произошло в Столовой палате, уже не было обычной — пусть и очень злой — стычкой, одной из тех, которые почти не прекращались с той поры, как он возмужал и взялся прибирать вожжи к рукам. Там столкнулись не личная неприязнь, не строптивость со строптивостью, не злоба со злобой (хотя и этого было вдосталь),— там открыто был бро­ шен вызов, вызов решительный, дерзкий, и не только ему, но и им. Кон­ чилась пора тайной, необъявленной войны. Начиналась война открытая. На бой выходили две силы, две стороны, каждая со своей моралью, с^э своими взглядами, убеждениями, со своей присной правдой и правотой, и это их присное, закоренелое, неотступное не оставляло никаких на­ дежд на примирение. Через ту пропасть, которая разделила их сейчас, не пролегала даже слабая жердочка. Да Иван и не искал, и не искал, и не принял бы никакой самой раззолотой середины. Бояре — тоже! Он хотел, очень многого: он хотел такой власти, которую не ограничивало бы нич­ то, и осмыслял ее как некое начало, как основу всякого порядка и вся­ кой государственности, а также как часть всеобщего порядка, заключаю­ щего в себе ту самую истину и свет, наставить на которые подвластное ему «стадо христово» он считал себя призванным. Они не лезли в та­ кую «высость» для обоснования своих притязаний, но хотели не мень­ шего. Коса и камень! Топор и сук! И никакие силы не могли предотвратить их столкновения: час пробил, все дошло до края, до предела, до точки, в которой сошлось не только нынешнее, не только прошлое, стародавнее, вековое, но и будущее; и как раз оно, в первый черед оно, будущее, поднимало и звало их на этот бой. Быть или не быть российскому бояр­ ству, но прежде всего — быть или не быть российскому самодержавст- ву? Вот что заключало в себе это будущее и вот во имя чего зачинался бой. ’ П р о щ е н о е в о с к р е с е н ь е — воскресенье накануне великого поста. Суще­ ствовал .обычай просить в этот день прощения друг, у Друга.