Сибирские огни, 1988, № 9

боярами, Москва опять, да еще понастырней, чем прежде, взялась повто> рять эту притчу. Где бы ни заходил об этом разговор, везде слышалось одно и то же: «А у него двои зубы...» «А у него двои зубы»,— слышалось повсюду, и больше к этому обыч­ но не прибавлялось ничего: давно был известен и понятен смысл, заклю­ ченный в этом речении, и давно уже стало оно своеобразным паролем, с помощью которого распознавали единомышленников, но и своего рода самозащитой, самоутверждением, ибо вместе с мыслью об избавлении от гнета и бесправия в сознании многих жила н крепла мысль о возрожде­ нии попранного, убитого в них человеческого достоинства, в котором нуждались они не меньше, а может, и больше, чем в хлебе насущном. И эта мысль уже прокладывала те первые борозды, куда лягут зерна гря­ дущего великого гнева народного, грядущих бунтарств и мятежей. А в противоположном стане настроения черни вызывали свои наст­ роения. Спесь, наросшая на костях, и кондовое тугоумие высокомерно, беспечно посмеивались над этими страстями черни: — Бредни! Да ин что же еще, коли маются какими-то там страстями, коли заби­ вают голову убогими придумками и утешаются ими, как молитвами? То — бредни и блажь! Откуда токмо берутся они в них? Да то все их прис­ ное, темное, дикое, нелепое... На такое не след обращать внимания. Но нынешние-то их замашки вызрели не в них самих. Вызрели они в ином месте... Кто был посмелей, тот говорил без обиняков: .— Вызрело все это в Нем, а они лише вторят ему. Их замашки по­ рождены его замашками. Они молятся на него! Избавитель! Кликни он- их да натрави на нас — потрохов не оставят! Вот они те самые зубы, ко­ торыми ему съесть нас! И то было истиной. Каждый знал, видел, как настойчиво и давно уже царь заигрывает с чернью. Что там пришло ему на ум, что он задумал, к чему стал готовиться — неведомо, но делал он это явно неспроста. Начались эти заигрывания еще в пору его молодости. Тогда — неви­ данное, невообразимое — принялся он совершенно открыто прогуливать-, ся по Кремлю, по Пожару — без слуг, без охраны, в скромной, простой одежде... Впереди двое рынд — и никого более. Ходил, раздавал нищим милостыню, собирал вокруг себя простолюд, вступал в беседы, выслуши­ вал жалобы, принимал челобитные. Попервах эти его «прогулки» повергали всю чиновную Москву в вели­ чайшее смятение: бояре не находили себе места, приказная братия дро­ жала как осиновый лист. Еще бы! Ждать от него можно было чего угод­ но — нрав его к тому времени выказался полностью,— а беда могла та­ иться в любой выслушанной им жалобе, в любой принятой челобитной. Рыльце-то у всех было в пушку — от самых сановитых до последнего стряпчего или подьячего. Каждый из них урвал свой кусок или кусище от того каравая, который называется ч у жо е , каждый не единожды на­ ступил мужику на душу, не единожды вправил ему мозги, показал, где раки зимуют. Одни только эти раки могли подвести под опалу любого, потому что чиновные больше всего любили заниматься как раз этим, и не было, пожалуй, на Москве ни единого простолюдина, который не знал бы, где зимуют раки. Много тревожных дней и часов пережили тогда начальствующие и приказывающие. Чувство было такое, будто грозный мессия, пришествия которого давно ожидали, явился наконец-то на землю и теперь ходит по Москве, собирая улики для своего беспощадного суда. Но вскоре страхи и тревоги отступили. Разобрались, что тут к чему. Выяснилось, что челобитные, которые вручали ему, он не читает, отсы­ лая их прямиком в приказы, и, стало быть, не ведает (и ведать не хо­ чет!), что в них, и не спросит, и не потребует отчета, исполнены ли и как исполнены просьбы челобитчиков. И точно: не спрашивал, не требовал. Жалобы, которые он выслушивал от черни, тоже мало занимали его. , 0 и; запоминал их — память у него была поразительная,— но зацошшал зт.