Сибирские огни, 1988, № 9

Скряжничает, упирается — снова в воду.^Тут уж последнее отдашь! народец-то этот лодочный — нахрапистый, шкурный. Нет денег сы май рубаху,сапоги. Выскочит такой пошарпанный слободчанин на берег, держа за те семку мокрые, сползающие порты, и заорет благим матом: — Христа забыли! Живоглоты! — Гляди,— пригрозят с лодок.— В д р у г о й раз не вытя^нем! Галдежное, шебутное, презанятное это место — Живои мост, чего тут только не насмотришься, чему-чему только не надивишься! Н прежде всего это, конечно, переправа, перевоз, без которого городу ни как не обойтись. В то недолгое (а порой и долгое!) время в ледоходы половодья,— когда его нет, зареченцам туго приходится. Да и городу бе Заречья тоже нелегко. Он тогда как об одной руке. Кремль и Китаи-го род — это его голова и тело, а Заречье и Занеглименье две руки, при чем Заречье — это правая, главная, рука. Без нее городу оставаться ху до даже и на малое время. Давно уже нужен постоянный свайный мост а может, даже и каменный, которому не страшны ни ледоходы, ни поло водья. Иноземцы очень удивляются, что в Москве нет такого моста, давно уже предлагают царю сыскать в своих странах мастеров для ег строительства, полагая, что все дело в неумении и неспособности моско витов самим справиться со столь сложной работой. Каменный мост через такую реку — и вправду диво и такая заковь ристость, которой, истинно, следует поучиться у заморцев. А деревянны на сваях,— разве и это такая же невидаль? Разве и этому надобн учиться у заморцев? Не надобно. Топором московит умеет управляться Мостов в Москве много: и на Яузе, и на Неглинной, и на Пресне... Не его только на Москве-реке, и не скоро еще будет. И дело тут вовсе не умении, не в способностях московитов. Дело совсем воином. Пока жщ страх перед тем жестоким и коварным врагом, который приходит из-з Москвы-реки, моста через нее не будет. Не велика преграда, а все-так преграда. Бывает, что не на Оке, а как раз здесь, почти у самых сте Кремля, перед этой узкой полоской воды и останавливаются потные та тарские кони. А будь мост?! Да еще каменный! Деревянный хоть можн сжечь. Правда, можно и каменный разрушить, но уж слишком част пришлось бы его разрушать и восстанавливать, потому что слишком част Москва поджидает непрошенных гостей. Редко выдается такой год, ког да крымчаки не тревожат ее земель, но Москва никогда, даже в эти ред кие годы, не знает покоя. Она всегда начеку, и поэтому — прежде всег поэтому — не скоро решится соорудить такой мост, несмотря на вели кую надобность в нем. Еще целых сто лет, целых сто и с немалым гаком будет она обходиться единственно этим — Живым, каждую весну наво дя его и каждую осень, перед самым ледоставом, убирая. И долго ещ будет он служить московитам своеобразным признаком решительно! Смены времен года: убрали мост — значит все, на носу зима, готов: шубу, сани, ожидай первых зазимков, а как навели — так это уже весна хоть пусть отныне и солнце не всходит. На торгу теперь изо дня в день разносится клич глашатаев: не то пить печей, бань, не жечь без присмотра лучин! Это тоже приметы вес ны. С наступлением теплых, погожих дней Москве начинает угрожат другая беда, не менее страшная, чем крымчак,— пожары. Уж скольш раз выгорала она почти дотла. Потому и не умолкает предупреждающи! клич, суля за ослушание немалы кары. Прокликали глашатаи-биричи и о том, что нынешней весной крестья нам снова дозволено привозить хлеб на торг во все дни недели и торге вать им «на закуп» и «врозь» в любой час — без препон. Это тоже примета, но уже не весны, а подступающего голода. Когда хлеба в достатке, им обычно торгуют три дня в неделю, и при том до полудня торгуют лишь в розницу, а с полудня — лишь оптом. Н когда в житных рядах покупателей больше, чем продавцов, тогда прави ла эти побоку. Тогда все запреты снимают, в наивной надежде, что хлеб, на торгу прибавится.