Сибирские огни, 1988, № 9
унять, сбивала ему дыхание, воздуха не хватало, и он осторожно, будто бы украдкой, прихватывал его ртом, болезненно ужимая губы, но взгляд его с прежней ожесточенностью вонзался то в Челяднина, то в Вельско го, то в Мстиславского, словно рвалось из него еще что-то, не менее лю тое и свирепое, которое невозможно было выразить словами лишь взглядом. — Все вы... одного поля ягода. Да слава богу, оборонил он меня от вас... Теперь не я — вы будете бояться меня! Минуло время, коли, на учаемый невеждой попом, не смел я души своей ожесточить на вас, боясь кары господней. Внушал мне, всегнусный, что гнев не творит правды божией, ибо сам гнев есть падение для человека. Но мне открылась иная правда... Ежели господь помазал меня на земное пастырст^, осветив мои стези и мой пастырский посох, то он освятил и мой гнев. И нет в нем греха и падения... Понеже гнев мой — то часть божьего гнева, что угото вил он на всех нечестивых и беззаконных. Ибо писано: очи господа обра щены к праведным и уши его к молитвам их, но господь против делаю щих зло, чтоб истребить их с лица земли. — Истинно, государь! — воинственно перекрестился Левкий. «Не честивые обнажают меч и натягивают лук свой, дабы пронзить идущих прямым путем». Восстать на них и попрать — то праведно и священно, государь! — Да, праведно и священно!— вскинув грозную руку, повторил Иван вслед за Левкием.— И гнев мой уже грядет на вас! И я не пре стану в нем! Воротынский, блядивый общник ваш... Он так и закончит свои дни на Белоозере. Курлятев, злобесный приспешник поповский... Лукавым обычаем подался он в монастырь, чая монашеским клобуком спасти свою голову... Что ж, господь уже принял его обет, и я не по сягну на его монашество. Я сохраню ему и голову и клобук, токмо бу дет то монашество не таким, как он себе его расчел и измыслил. Чает, поганый, что, сидя в келье, убранной коврами, и завесив образа, будет он прежним мирским князем и будет все тако ж, ежели не пуще, козни свои и вражбы на нас вздымать. Тому не мало было примеров. Но бо лее их не будет! Васька, видел я, нынче на сторожах у меня бояричи Хворостинины... Клич-ка их сюда! Васька, оставив Мстиславского, пошел отворил дверь, зазвал Хворо- стининых в опочивальню. Братья, переступив порог, склонились в дол гом подобострастном поклоне. Иван сел на скамью, подозвал их к себе. — Вижу вашу службу: усердна она и достойна,— похвалил он братьев. Те вновь поклонились ему.— Но приспела нужда сослужить мне иную службу... Готовы ли? — Повели, государь,— ответил за обоих Дмитрий. — А что, коли повелю?..— Иван испытующе посмотрел на братьев, но недомолвка его ничуть не смутила их. — Все исполним, что повелишь, государь. — Гораздо. Слушайте меня... Поезжайте на Волок, к всемилостиво му Спасу, что близко Кубенского озера, и возьмите оттуда боярина на шего бывшего — князя Димитрия Курлятева. Возьмите и отвезите куда подальше — на полуночь', в пустынь. И женишке его с чадцами место сыщите, дабы и их не отлучать от ангельского жития, коего так воз жаждал их боголюбивый отец. Отвезите и забудьте — слышите, забудь те! — куда отвезли, и чтоб я у вас и под пыткой не дознался о том. — Государь, не бери такового греха на душу,— тихо, почти шепо том промолвил Челяднин.— Курлятев, буде, и винен перед тобой, но дети его — они невинны! — Ступайте!— выпроводил Иван Хворостининых и, как только за творилась за ними дверь, бешено напустился на Челяднина:— Дети невинны?! Пощадить их?! А моих детей вы пощадили? Он, Курлятев, ’ П о л у н о ч ь — здесь: север. 20
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2