Сибирские огни, 1988, № 9

с медно-серно-мышьячной отравой; от силы несколько месяцев — в «нулевку» или сразу в морг), на известковом карьере, на торфоразработках. Урки — воры и бандиты — от­ кровенно и вызывающе темнили, в чем им, как правило, столь же откровенно потворст­ вовал конвой. Другое дело с остальными зэками... — Вот ты, а ну сбегай за доской! — Начальник, ведь застрелишь... — Что, еще раз повторять?! И бедняга, нередко чуя, что это — смерть, шел на нее почти с радостью,— а что нам, большесрочникам, было терять? Вдруг — команда конвоя: — Бригада, ложись! — и длинная, по-над головами, оче­ редь с острым запахом пороха; а тому, кто «за доской» — в спину, голову, грудь, а по­ том сапогами, стволом, прикладом, собаками... Не думаю, что только садизм был стимулом расстрелов «бежавших»,— говорили, что за каждого убитого конвой получал государственные деньги; очень бы надо установить сейчас, какой из стимулов тогда действительно имел место. С 1948 года нас уже не кидали в шахты, а зарывали в землю. Есть и мой скромный вклад в эту горестную процедуру. Я писал по две фанерных бирки для мертвых: буква и двух-трехзначное число, одна бирка побольше — на колышек поверх могильника, дру­ гая, с дыркой, маленькая, зачем-то привязывалась к ноге трупа шпагатом. В каждой секции барака висели «Обязанности и права заключенных» — страшный документ за подписью Министра внутренних дел СССР Л. П. Берия. Сохранился ли у кого экземпляр этой зловещей бумаги? А мне начальник КВЧ регулярно вручал очеред­ ной ГУЛАГовский набор предупреждений, назиданий, призывов, которые я писал круп­ но железным суриком на всех четырех стенах по-над верхними нарами каждой секции. «Только честным трудом завоюешь право на досрочное освобождение»,— это было еще одно глумление, так как зачетов (когда, скажем, два года шли за полтора, как, напри­ мер, на Колыме уголовникам с не очень большими сроками) в наших уральских лаге­ рях не было вовсе. Незабвенную страну моей лагерной юности — Южный Урал — я все же объезжаю теперь как можно дальше. Этот край скалистых романтичных гор и светлых бездонных озер хранят в своих недрах не только золото, медные руды и дорогие камни. Тысячи, де­ сятки тысяч нашего брата-зэков — рабочих и колхозников, партийных и беспартийных (ворье и бандиты выживали, отбирая наши пайки, оберегаемые охраной от тяжких ра­ бот), мужчин и женщин, учителей и студентов, стариков и почти детей — все без исключения и разбора с проломленными черепами (убежден: через десятилетия горня­ ки и археологи подтвердят это вещественно) покоятся — нет, не покоятся, взывают!— в старых шахтах и человекомогильниках огромных лагерных архипелагов седого Урала (о тех горных краях лагерь от лагеря был почти в пределах видимости). За 6 лет я сменил три таких «острова»... Конечно, ни одной фамилии контрагентских садистов-конвоиров я не знаю. Забыл чины-фамилии начальников надзора, оперуполномоченных. И все же кой-кто запомнил­ ся. Это — начальник лагеря майор Дураков (не шучу, действительная фамилия), чьим хобби были «смотры» расстрелянных «в побеге»; мой непосредственный начальник КВЧ старший лейтенант Рязанцев — недалекий, злобный солдафон-бериевец; из внутрила- герных надзирателей отличались жестокостью и ненавистью к зэкам сержанты по фа­ милии Столбинский и Хайло. Однофамильцев прошу не обижаться, но этот маленький списочек ведь не помешает нам в пору гласности, не так ли? ...Почему нацистские военные преступники, истреблявшие советских людей, осужде­ ны; скрывающиеся — разыскиваются до сих пор, а вот командование бериевского ГУЛАГа, управлений, лагерей, тюрем, надзиратели, конвоиры, творившие фактически то же по отношению к своему же, многострадальному советскому народу,— живы-здо- ровы, при орденах-медалях, солидных пенсиях? Ведь эти сталинские сатрапы, в прош­ лом полуграмотные, но поднаторевшие за эти годы, а, главное, фанатически (или поли­ тически?) прикрытые своими более молодыми почитателями-покровителями, могут объе­ диниться и совершить непоправимое: ох, как узнаю я их голос в иных газетах и ж урна­ лах! ...Мой коллега и наставник, ленинградец-блокадник художник А. Г. Александров, отбывший на Урале весь свой «червонец» по 58 статье, еще недавно был жив, как мне с трудом удалось узнать. Но после лагерей этот интеллигентнейший человек ни на какие контакты ни с кем не шел: вероятно, пострадала голова (или предвидел недоброе), а как хотелось бы мне, чтобы Анатолий Георгиевич откликнулся! Его помощник-земляк,