Сибирские огни, 1988, № 9

монах-камянчанин Исайя, что пришел к нам из литовской земли в свите гречина-митрополита. ~ Не ко мне, государь, истинно не ко мне. — К нему, наустителю твоему, шел Исайя да к братцу нашему, к Володимеру. Сложились они на меня и учали плодить измену. Коли мы на свое дело в литовскую землю пришли и к Полоцку подступили, тогда побежал из стану из нашего тысяцкой Хлызнёв-Колычев, племянник то­ го самого Колычева, воеводы старицкого, что был в сторожах на заде* в мятежном войске отца Володимерова. А чего ради побежал? Кровь из- радницкая позвала? — Того я не ведаю, государь. Вот те крест! — Не ведаешь — верно. Как тебе было ведать, в темнице-то сидю- чи?! Я и не тебя спрашиваю. То вопрос рассужденья моего, чего ради тот Хлызнёв побежал. Володимер его направил. Да!— прибавил Иван твер­ дости голосу, заметив, что и безучастный Мстиславский вдруг насторо­ жился.— Но вот с чем? С чем направил он его к Жигимонту? Теперь уж тебя спрашиваю. Отвечай! — Да како мне про то ведать, государь? О Володимере меж нас с князем и помину не было. Клянусь тебе! — Клянешься?! Лыгаешь ты, собака! — вдруг прорвало Ивана.— И клятвы твои — лживые! Вот, боярин,— разом оставив гнев, со скорбной удрученностью, обратился он к Челяднину.— Вот за кого ты душу хотел положить и вот покаянием перед кем я жаждал свою облегчить! Мнил, соединюсь с ним искренностью сердец наших и отрясу от себя печальную слепоту^... Но что получил я? Лживые клятвы! — Но, буде, и вправду не ведает он? — не поддержал его Челяднин, хотя в душе был почти согласен с ним. — Не ведает?!— рассмеялся Иван, снисходительно и надменно, как смеются над тупостью или наивностью, и, будто затем лишь, чтоб еще сильней потешить себя, спросил:— И ты також мнишь, Мстиславый? Мстиславский знал, уверен был, что и его не минет внимание Ивана. Уже тот взгляд, которым он встретил его, был проявлением этого внима­ ния. Хищное, коварное, болезненно-настороженное, оно не могло обойти его, потому что и он был на подозрении, и в нем Иван мог поискать какую-нибудь недостающую ниточку (если не главную!), без которой, быть может, не распутывался весь клубок, и потому, предвидя это, Мстиславский внутренне изготовился к любой неожиданности, к любому самому коварному его выпаду, зная, что ум на ум ему с ним тягаться под силу, и все же вопрос Ивана застал его врасплох. Душа его, как и преж­ де, похолодела от страха. Но все равно, это был уже не тот страх, кото­ рый мог сковать его мысли. — Будь рассудителен до конца, государь,— ответил он, намереваясь обернуть против Ивана его же собственное оружие.— Ежели ты поверил Даниле, поверь и князю Ивану. Не веришь князю Ивану, усомнись и в Даниловой правде. Данила спасал свой живот, и паче естества ®мог всех оговорить. — Кого — всех? Мстиславский переждал, пока схлынет горячая волна, накатившая на него: из холода его бросило в жар от такой дурацкой оплошности. — Того я не ведаю, государь. — что ведаешь?— Иван помедлил, ожидая ответа, и столько было спокойного торжества в этом его надменном ожидании, столько уничто­ жающего хладнокровия, что, казалось, не нужен ему был никакой ответ, а ждал он от Мстиславского лишь одного — немедленного покаяния.— Ты вызывался быть свидетелем его души. Стало быть, ведаешь его душу, ведаешь, что таит он в ней? Вот и расскажи, посвидетельствуй... — Я хотел быть свидетелем токмо в едином... В том, что князь Иван жаждал притечь к твоим ногам и покаяться И ты видишь сие... ' В с т о р о ж а х н а з а д е —командовал арьергардом. * О т р я с т и п е ч а л ь н у ю с л е п о т у — избавиться от сомнений. ®П а ч е е с т е с т в а — сверх меры.